Медленные пули - Аластер Рейнольдс

– Не жизненно важны для корабля, но, возможно, жизненно важны для нас, – сказала Йесли.

– На базовом уровне, – объяснил Прад, – корабль способен функционировать еще долгое время. Могут возникнуть проблемы с продовольствием, топливом, замкнутыми системами жизнеобеспечения, функционирующими не так хорошо, как следует, с устройствами, для которых не найдется запчастей. Если все это откажет, мы можем коллективно вернуться в гибернацию и приказать кораблю снова перейти в режим минимального энергопотребления. Еще раньше, и намного, значительная часть памяти будет утрачена навсегда. Сейчас мы теряем примерно треть процента общего объема памяти за каждый день бодрствования.

– Звучит не так уж плохо, – сказала я.

– Ежедневные изменения незаметны, – отозвался Прад. – Сектора переписываются в произвольном порядке, который зависит лишь от текущего запроса корабля. Но примерно за тысячу дней мы потеряем все. Вся информация, не являющаяся абсолютно необходимой для функционирования корабля, будет утрачена. Наша история. Наше искусство. Наша наука и медицина. Наша музыка. Изображения наших родных миров, людей, которых мы знали и любили. Сохранится лишь то, что у нас в головах, – остального не вернешь. Многое уже потеряно.

– Значит, мы просто обойдемся без этого, – сказала я с ледяной решимостью, удивившей даже меня саму. – В конце концов, это роскошь. Главное – остаться в живых, добиться, чтобы корабль функционировал. Вселенная не прекратила существования. Эта информация по-прежнему где-то есть.

– Надеюсь, – отозвался Прад.

– А как насчет прыжкового оборудования? – спросил Спрай. – Если мы нуждаемся в помощи, надо переместиться туда, где есть шанс ее найти. В другую систему, где нас смогут привести в порядок.

– Попытка прыгнуть без ориентиров ФлотНета может привести к очень непредсказуемым последствиям, – сказал Прад.

– Если выбор будет между этой попыткой и тем, чтобы умереть здесь, я рискну, – сказала Йесли.

– Мне потребуется внимательно изучить состояние гиперядра, – произнес Прад. – В нем могут быть повреждения. Включая такие, которых мы не обнаружим вплоть до момента прыжка.

– И что тогда? – спросила Сакер.

– Это будет быстро и безболезненно, – ответил Прад.

Мы не допускали даже мысли, что не найдем Орвина.

Корабль был большим, но не бесконечным. Нас было много, а он один. Все, что у него имелось, – это самодельное оружие и одежда на плечах. Он лишь с большими усилиями мог добывать пищу и воду, и в случае чего – трудно было сказать, пострадал он или нет, – не получил бы медицинской помощи. Если бы он попытался сбежать вниз, на поверхность планеты, ему потребовалось бы пройти мимо вооруженной охраны, которую мы выставили у спасательных шлюпок и стыкуемых модулей.

У нас не было причин полагать, что он знаком с тайнами корабля чуть лучше остальных. Что у него было, так это коварство, безжалостность и решимость. А у нас – перевес в численности и планшетники.

Планшетники стали нашим спасением, хотя тогда мы этого еще не знали. Мы отыскали около сотни тех, что работали, и намного больше неработающих или поврежденных. Устройства простые, сделать с их помощью можно было не так уж много, даже когда они работали нормально. Зато прочные и несложные в использовании, даже для таких солдафонов, как я. Прад и другие члены экипажа посменно инструктировали остальных, как вызывать на экран схему корабля – ее можно было детализировать или упрощать, по необходимости.

У планшетников были свои ограничения. Меня озарила было идея – нельзя ли решить проблему с утратой памяти, скопировав на них все данные, – но Прад уже исключил этот вариант. Планшетники могли находить и показывать любую информацию, содержавшуюся в памяти корабля, но мощностей для хранения долговременной памяти у них не было.

– Это всего лишь окна, – печально объяснил Прад. – Могут показывать, но не могут запоминать.

Но пока что, для поисков Орвина, окон было более чем достаточно. Не то чтобы нам позарез требовалось отыскать его. Он не мог сильно навредить, прячась по закоулкам. Но мысль о том, что он гуляет на свободе, была нестерпима. По мере нарастания страха нам больше всего на свете требовалась общая цель, и ею стал Орвин.

В то время мне почти постоянно снились кошмары. Я спала в гиберкапсуле, как и многие из нас. Устраивалась в гнездышке из тюремной одежды и старалась не думать о лучших временах.

Первым аномалию заметил Прад. Он трудился изо всех сил, чтобы заставить работать как можно больше камер внутри корабля. Это должно было помочь с поисками, но, кроме того, улучшило бы общее восприятие состояния «Каприза». Прад считал, что если с внешней поверхностью корабля не все в порядке, если есть повреждения, не отражающиеся на внутренних дисплеях, об этом стоит узнать как можно раньше.

Повреждений мы действительно обнаружили предостаточно – но не таких серьезных, как опасались. На корпусе были кратеры и ожоги – следы столкновений с микрометеоритами и воздействия космического излучения. Надписи содрало до металла обшивки, да и сама обшивка напоминала потрепанный боевой доспех. Выглядело это ужасно, но Прад заверил меня, что срочных мер почти не требуется. Каким бы изрубцованным ни был сейчас корабль, заложенный в него при конструировании запас прочности позволял выдержать и не такое.

– Мы можем починить проблемные места, – сказал Прад с жизнерадостной уверенностью, которую я не разделяла. – Выйдем в скафандрах с основными инструментами. Это не первоочередная задача. – Затем Прад ткнул пальцем в ту часть корабля, что находилась под наблюдением одной из внешних камер. – А вот эта – первоочередная.

– Сперва объясни, в чем дело. Для меня одна округлая механическая фигня не отличается от другой округлой механической фигни.

– Это шлюпка, – сообщил Прад. – Не наша. И она совершенно точно не была пришвартована к «Капризу», когда мы готовились к последнему прыжку.

– Откуда ты знаешь?

– Пришвартованные транспорты оставлять запрещено: нарушается баланс корабля. И это судно очень странно выглядит. Не знай я наверняка, что такое невозможно, я бы сказал, что его забрали из музея.

– Если судно не было пришвартовано, когда мы уходили в прыжок, откуда же оно взялось?

– Если мне будет позволено высказать предположение… – И Прад принялся развивать свою теорию, не думая, хочу я этого или нет. – Прежде всего, судно совсем простенькое. Просто капсула с механизмом управления, способная швартоваться. Не думаю, что она могла преодолеть значительное расстояние.

– Значит, она с Тоттори?

– Похоже, так. Я был бы не прочь посмотреть на нее поближе, чтобы точнее прикинуть, как давно она к нам пришвартовалась.

Щурясь из-за недосыпа, я стала рассматривать картинку, которую демонстрировал Прад. Для меня это по-прежнему оставалось округлой фигней, серой штуковиной, прицепленной к более крупной и сложной серой штуковине. Я даже не могла толком разглядеть, где заканчивается один корабль и начинается другой.