Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

планета просто станет советской, чего так страстно желал Ленин. По‐прежнему в этот миф многие в СССР верили. К дню юбилея в партии состоял каждый одиннадцатый гражданин СССР старше восемнадцати лет. А когда Ленин начинал свое дело, в России было всего несколько десятков марксистов. Шаг, сделанный за две трети века, потрясает воображение.

«Дайте нам организацию революционеров, – говорил Ленин на пороге XX века, – и мы перевернем Россию!»[201]

И перевернул. Вверх дном.

Но это только начало. У руководителей КПСС, хотя бы на словах, не умерла вера в то, что удастся рано или поздно «перевернуть» и всю планету. Брежнев сказал в своем докладе 21 апреля 1970 года: «…если известны основные движущие силы всемирной истории, если выявлены главные тенденции исторического развития, то становится очевидным и конечный итог борьбы двух мировых систем – победа коммунизма во всемирном масштабе». (Но аплодисменты здесь были уже неуверенными, у людей поиссякла ленинская вера в возможность создания Всемирной Советской Федерации.) Брежнев продолжал: у истоков этой «коммунистической цивилизации стоит исполинская фигура Ленина – мыслителя и революционера»[202].

Ленин и его последователи построили могучее государство. Но никто из них так и не понял, что мощь не обязательно рождает гуманизм и высокую мораль, а сила далеко не всегда означает торжество прав и свобод человека. Человечество, его самая цивилизованная часть, готовясь выйти из XX века, все больше убеждалось в исторических приоритетах свободы и ей сопутствующих ценностях. Коммунисты (а это миллион землян) продолжали мыслить классовыми категориями, завещанными Лениным. Это одна из главных предпосылок эрозии и распада коммунистической идеологии и системы. Только те коммунистические организации могут выжить и иметь хоть какие‐то исторические шансы, если они перейдут на социал‐демократические рельсы. Но к этому готовы и способны совсем немногие.

Мы не все понимали еще четверть века назад: судьба Ленина – это судьба ленинизма. После долгой и мучительно агонии ему останется место только в Мавзолее и музее социальных движений XX века. Там, где ленинизм живет и сегодня, это возможно лишь по двум причинам: сохраняется партийная диктатура и монополия на власть и мысль. Это причина первая. Вторая – если в процессе эволюции и реформ от ленинизма остается лишь название, от которого рано или поздно тоже освободятся.

А между тем до начала девяностых годов все шло так, как будто Ленин и вправду будет определять развитие человечества, как прозвучало на торжественном собрании в честь 100‐летия со дня рождения Ленина, – века и тысячелетия.

В июне 1981 года ЦК КПСС решил начать подготовку нового, шестого собрания сочинений В.И. Ленина. В каждом новом издании прибавлялось по 10–15 томов. Теперь предполагалось издать примерно 70 томов! А первое было – всего два десятка. Вождь давно умер, а сочинения его росли. Безостановочно. Однако уверен, если бы и вышло очередное, шестое собрание сочинений Ленина, большинство из тех, замурованных в партийном архиве, 3725 ленинских документов света бы не увидели. Для этого нужно было бы спускать вождя с пьедестала.

Кстати, Горбачев, еще будучи относительным новичком на партийном олимпе, предлагал: «Оставить пятое издание, а новые работы поместить в сборнике или дать дополнительный тираж к пятому изданию»[203].

С ним не согласились. Институту марксизма‐ленинизма при ЦК КПСС была поручена подготовка очередного издания. А к 120‐летию со дня рождения Ленина решили выпустить еще и десятитомник воспоминаний (восемь томов успело выйти).

Редакция издания в духе перестроечных настроений даже решила позволить появиться на страницах мемуаров (конечно, в отрывочном, усеченном, тенденциозно подобранном виде) Троцкому, Мартову, Валентинову, Каутскому, некоторым другим еретикам.

Все изданное и издаваемое о Ленине до начала девяностых годов следовало принципу: пусть только Ленин лежит в мавзолее, ленинизм же продолжает шествовать по планете. Никто не мог и подумать, что рано или поздно для ленинизма тоже будет уготована судьба мавзолейной, музейной памяти.

Трогательное ленинское единство «ленинского Политбюро» и приверженность его идеалам в народе, однако, разделялись уже далеко не всеми. Ленинизм давно начал подвергаться духовной эрозии. Власть, конечно, реагировала. В «Особых папках» Политбюро множество документов подобного рода, часть которых я приведу. Почти в то же самое время, когда Брежнев читал доклад в Кремле, посвященный гениальному Ленину, или выписывал ему партбилет, а может, соглашался со строительством нового памятника вождю во Владивостоке, на Лубянке сочиняли другие документы. О ходе борьбы с антиленинизмом.

«ЦК КПСС

Об итогах работы в 1982 году по розыску авторов антисоветских анонимных документов.

…В истекшем году на территории страны проявили себя 1688 авторов, которыми было распространено 10 407 анонимных документов антисоветского, националистического и политически вредного содержания, а также учинено 770 надписей.

Большое количество распространенных антисоветских документов было изготовлено анонимами с применением различных ухищрений: использование аэрозольных красок, самодельных клише, трафаретов и фоторепродукционных устройств…

В числе разысканных авторов 118 членов и кандидатов в члены КПСС и 204 комсомольца».

Далее говорится, что мотивами антисоветской деятельности являются: «под влиянием идеологических диверсий противника» – 498 человек; на основе «психических заболеваний» – 228; из хулиганских целей – 220; материально‐бытовых затруднений – 37 и т. д.

Председатель Комитета государственной безопасности докладывает далее, сколько человек «профилактировано», арестовано или подвержено мерам «медицинского характера»[204].

Все члены Политбюро привычно расписались о своем ознакомлении на документе, они давно привыкли к такой полицейской информации.

После XX съезда партии в 1956 году народ вздохнул, появилась надежда на раскрепощение. Однако период постсталинизма оказался равным трети века. Все это время люди как‐то приспосабливались жить, формально исполняя ленинские, партийные ритуалы, не бунтуя, не митингуя, понемногу работая и на что‐то надеясь. Бюрократическая корка общества осталась старой, а внизу, в гуще, все чаще проявлялись элементы свободомыслия, внутреннего диссидентства, попытки эзоповым языком сказать, что наболело. Возникло целое психологическое явление – «кухонные откровения». То были едва заметные на поверхности процессы неумолимой эрозии ленинизма, трещины в его монолите.

Партийная элита на всех уровнях (чем выше – тем строже) пыталась сохранить большевистскую «чистоту» ленинизма.

В ходе заседаний Политбюро и Секретариата ЦК существовала интересная практика: обсуждение некоторых текущих вопросов и проблем как бы за официальными скобками. И назывались эти обсуждения: «после повестки».

Вот один пример разговора «после повестки». Закончилось заседание Секретариата ЦК. Д.Ф. Устинов предложил обговорить вопрос «О Ленинских премиях в области литературы и искусства», заявив при этом: «Недавно был опубликован список кандидатов на соискание Ленинских премий в области литературы и искусства. Странно было видеть среди кандидатов имя поэта Евтушенко, да и некоторых других, недостойных этой высокой премии».

Его поддержал Демичев: «Конечно, массы не поймут, если Ленинская премия будет присуждена Евтушенко. Среди части писателей имеются нездоровые настроения, о