Рай и ад. Великая сага. Книга 3 - Джон Джейкс

– Как чудесно!

На пологих склонах кратера и его вогнутом дне раскинулся ковер летней травы, которая мягко колыхалась на ветру.

ТЕТРАДЬ МАДЛЕН

Ноябрь 1876-го. Предстоящие выборы вызывают сильные волнения и в Ю. К., и во всей стране. Я не знаю, кто победит, и вообще плохо в этом разбираюсь. Но нетерпимость в нашем штате вызывает у меня отвращение, особенно если она касается любого, кто носит фамилию Мэйн. Купер хвастался перед Юдифью, что не только входит в стрелковый клуб Хэмптона, но также является одним из тех демократов с крайними взглядами, которые хотят полностью отстранить всех негров от политического процесса. Как же он отличается от того Купера, с которым я когда-то познакомилась…

Политика – это далеко не главное, что занимает мое внимание. Джордж продолжает свои ухаживания. Сегодня пришло еще одно письмо…

…Почти всю ночь не спала. Я выйду за него замуж. Надеюсь, что не пожалею о своем решении…

…Д. собирается приехать на Рождество. В самом последнем письме он написал, что уже объявил о помолвке. Я не люблю его, но он мне нравится и вызывает у меня восхищение. Я сказала ему об этом честно, но он не отступился. Возможно, со временем я смогу полюбить его, хотя и не с такой неистовой страстью, с какой я любила тебя, мой дорогой…

Поскольку я начну новую жизнь с Д., а эта тетрадь предназначалась только для тебя, я запишу только еще несколько мыслей.

Мы с Д. будем делить год между плантацией и Пенсильванией. Это неизбежно создаст много проблем. Но мы оба твердо намерены их разрешить…

Джордж вышел из дому и остановился на дорожке, которая вела к тому месту, где лужайка переходила в заросший травой склон вдоль Эшли. Оглянувшись, он медленно окинул взглядом белоснежные колонны фасада по обе стороны от двухстворчатой двери, которые возвышались на два с половиной этажа, сверкая на фоне утреннего неба.

Из дома доносились смех и болтовня слуг, готовивших праздничный обед. У Мадлен работали чернокожие мужчины и женщины, и всем она регулярно платила жалованье. Но не это, и не испанский мох – как же без него, – и не белая цапля, лениво кружившая над деревьями, напомнили Джорджу о том, что он находится, если можно так сказать, совсем в другой стране. Скорее об этом напомнили окна – ставни были распахнуты настежь, рамы подняты, чтобы впустить свежий воздух. Дома, в Бельведере, все было бы плотно закрыто от холода.

Стоя в высоких дверях, Мадлен с улыбкой наблюдала за ним. Джордж вздохнул и снова подошел к ней.

– Восхитительно, – сказал он, взяв ее за руку. – Орри бы гордился. Но все-таки это его дом. Я не могу в нем жить, даже часть года. Я бы просто не чувствовал себя здесь на своем месте.

– Понимаю, Джордж. Надо сказать, я не удивлена. Что ж, не страшно… я ведь строила его в память об Орри, и у нас достаточно денег, чтобы сохранить его для семьи. Может быть, когда Тео устроится получше, они с Мари-Луизой и детьми переберутся сюда. В любом случае я так и предполагала, что ты почувствуешь нечто подобное, поэтому в прошлый вторник посмотрела один очень милый дом в Чарльстоне и даже внесла залог, чтобы его придержали до начала года. Если тебе он понравится, то и мне подойдет.

– О, я уверен, что понравится. – Он потянулся к Мадлен, чтобы поцеловать ее в щеку. – Счастливого Рождества, дорогая!

…Я чувствую себя слишком виноватой, чтобы продолжать записи; пора заканчивать. Знай, что ты не забыт, мой дорогой. Я всегда буду тебя любить.

Мадлен

Мадлен закрыла тетрадь, нашла белую атласную ленту и перевязала дневник, как подарок, сделав на конце маленький аккуратный бантик.

Потом она поднялась по правой стороне двойной лестницы, похожей на раскрытые для объятия руки, и прошла к лестнице поменьше, которая вела на просторный чердак. Там она взяла со складного столика в углу лампу, зажгла ее и прошла вперед, туда, где возле одного из широких кирпичных дымоходов стоял маленький, обитый кожей сундучок с бронзовыми петлями и бронзовым ключом в таком же замке. Она подняла крышку. Внутри лежало одиннадцать тетрадей, перевязанных лентами так же, как та, которую она принесла с собой. Она положила новую тетрадь к остальным, какое-то время задумчиво смотрела на них, потом опустила крышку и повернула ключ в замке. Выйдя с чердака, она задула лампу и спустилась вниз, к письменному столу. Там она вырезала из бумаги ярлычок, надписала его и с помощью куска крепкой бечевки привязала к ключу. После этого она положила ключ в один из ящиков стола – для будущих поколений. Начиналось первое утро нового, 1877 года.

«Провести выборы мирно, если получится, и силой, если придется». Таков был призыв известного «Плана дробовика», разработанного в Миссисипи еще в 1874 году. Речь шла о том, чтобы заставить всех белых избирателей проголосовать за Демократическую партию с помощью общественного давления или под угрозой насилия, а также запугать чернокожих, чтобы они вообще побоялись голосовать. В Миссисипи этот план сработал.

В 1876 году Южная Каролина была готова прибегнуть к тем же методам.

В тот год по всей стране республиканцам пришлось выдержать тяжелую предвыборную борьбу. Многие в партии хотели отмежеваться от правительства саквояжников, до сих пор державшего власть во Флориде, в Луизиане и Южной Каролине. Власть штыка на Юге большинством американцев рассматривалась как неудача, и это было огромным препятствием к победе республиканцев.

Губернатор Южной Каролины, саквояжник Дэниел Генри Чемберлен из Новой Англии, раньше занимал должность главного прокурора штата. Холодный и элегантный, в чем-то он был честнее прежнего губернатора, но все равно оставался республиканцем, поэтому стрелковые клубы Хэмптона усилили свои рейды против него и против его сторонников.

Обстановка в штате была накалена до предела. В июле, во время расовых беспорядков в Гамбурге, белые казнили пятерых чернокожих пленных. В августе Кэлбрайт Батлер, бывший командир Чарльза Мэйна в легионе Хэмптона и воинствующий демократ, привел целую армию вооруженных людей на собрание республиканцев в пользу Чемберлена в Эджфилде. Они захватили трибуну, потребовали время для выступления, осыпали оскорблениями Чемберлена и его партию и в общей неразберихе покинули собрание.

Насилие продолжалось. Члены негритянского крыла Демократической партии, покинувшие собрание в Чарльстоне, подверглись нападению чернокожих республиканцев, и на Кинг-стрит произошла грандиозная драка. Еще одна вспышка расовых беспорядков парализовала Эллентон в округе Айкен. Бродячие банды негров, недовольные низкой оплатой труда на рисовых полях у реки Комбаи, подожгли мельницу и хлопковую фабрику возле Бофорта и разобрали рельсы железнодорожной ветки, что привело к крушению поезда, шедшего в Порт-Роял.

Из-за всех этих происшествий в Южную Каролину были введены дополнительные войска. Тысячи военных полицейских приехали для того, чтобы наблюдать за избирательными пунктами и следить за честностью голосования. Семнадцатого октября, надеясь на помощь, президент Грант через генерала Томаса Г. Ружера послал в Южную Каролину обращение, приказывая всем стрелковым клубам сложить оружие. В ответ большинство просто поменяло название.