Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини

Капитан Гейнор хладнокровно ждал, когда его светлость нарушит тягостное молчание. Наконец хозяин презрительно фыркнул:

— Будь я проклят, странные вы ведете игры, капитан Гейнор!

— Верно, — признал Гейнор, слегка задетый словами хозяина, и добавил: — И порой со странными партнерами. Но согласитесь: я великодушно мирюсь с вашими преимуществами.

— Да, черт побери! — вспылил лорд Понсфорт. — Рад, что у вас достало такта их признать.

— Меня никогда не упрекали в отсутствии такта, — вполне благодушно заметил капитан.

Лорд стукнул кулаком по столу.

— Мы должны объясниться! — сурово заявил он.

— Это и мое самое большое желание.

— Как вы относитесь к мисс Холлинстоун?

— Если ответить одним словом — никак, милорд.

— Никак? И тем не менее вы…

— Избавьте меня от вашей ревности, милорд, — прервал солдат удачи и, не обращая внимания на недовольство высокомерного хозяина, продолжал: — Она беспочвенна. Я в глаза не видел мисс Холлинстоун. Я отнюдь не ваш соперник, добивающийся взаимности этой леди. Я даже не знаю, высокого она роста или маленького, блондинка или брюнетка, полная или худая. Слышал лишь, что мисс Холлинстоун — одна из самых богатых наследниц в Англии. Она сказочно богата: больше я о ней ничего не знаю и знать не хочу.

Лицо лорда Понсфорта выразило непреодолимое отвращение.

— Капитан Гейнор! — с возмущением воскликнул он. — Я пригласил вас в свой дом, я сидел с вами за одним столом, я почитал вас джентльменом…

— Ах, вот оно что! И кем же вы меня считаете теперь? — невозмутимо поинтересовался капитан.

— Я считаю вас грязным наемником! — милорд больше не сдерживал своего гнева. — Вы представились искателем приключений, солдатом удачи. Я не предполагал, что эти занятия означают такую глубину падения. Своим предложением вы нанесли мне оскорбление. В своей низости вы сочли меня ровней. Я требую сатисфакции. Да, черт побери, требую!

Капитан Гейнор слегка побледнел от такого натиска. Губы его сжались, в глазах появился холодный стальной блеск, перед которым в свое время пасовали и более смелые люди, чем лорд Понсфорт. Капитан упругой походкой подошел к окну и какое-то время вглядывался в рассветную рань. Глаза хозяина зло и нетерпеливо сверлили ему спину.

Капитан обдумывал что-то неприятное. Ему претили всяческие объяснения. И прежде многие понимали его превратно. Он не рассеивал их заблуждений, за что они нередко дорого расплачивались. Теперь он был вынужден объяснять свое поведение человеку, которого глубоко презирал после событий прошедшей ночи. Как ни противно было капитану оправдываться, ему пришлось смириться: только таким путем он мог добиться цели, которую поставил перед собой со свойственной ему стремительностью.

Наконец он обернулся. Теперь он и лорд Понсфорт стояли лицом к лицу.

— Если я вас правильно понял, милорд, — сказал Гейнор с достоинством, составляющим притягательную силу его характера и заставляющим окружающих прислушиваться к его словам, — если я вас правильно понял, протест вызывает не мое предложение, а мотивы, побудившие меня сделать его. Имей я основание сказать: «Я люблю мисс Холлинстоун», вы восприняли бы его иначе.

Его светлость гневно взмахнул рукой:

— Возможно! Но какое это имеет значение?

— Огромное, — последовал ответ. — Если бы у меня были основания сделать подобное заявление, тогда мое предложение звучало бы недостойно и даже низко, тогда вы и впрямь могли бы счесть себя оскорбленным и потребовать сатисфакции. Вас удивляет моя позиция, милорд? Вряд ли мы придерживаемся схожих взглядов, но мне бы хотелось быть правильно понятым, хоть вы и не проявляете желания постичь истинные мотивы, мною движущие. Лорд Понсфорт насмешливо поклонился.

— Продолжайте, сэр, — поощрил он гостя. — Если вам удастся как-то поколебать мое мнение…

— Мне глубоко безразлично ваше мнение, сэр! — резко, даже зло ответил гость. — Поверьте, человека, прошедшего огонь и воду, мало трогают суждения тех, чья жизнь безоблачна. В этом мире меня волнует лишь одно — дело. И не будь я готов отдать за него жизнь, меня бы не было сегодня в Англии. Вам, ваша светлость, это известно лучше, чем кому-либо. Если я и уповаю на удачу, то это весьма туманная мечта, ибо моя судьба тесно переплелась с судьбою другого человека. Я ждал десять лет. Служба на чужбине закалила меня, подготовила к большим свершениям. Мне двадцать девятый год, первая молодость прошла. Я ничуть не сожалею, что она была испытанием во имя грядущего. Мои уста не коснулись чаши наслаждений, дарованной юности. Я не избалован женской лаской, а деньги, заработанные па военной службе, их львиная доля, ушли на дело, которому я отдал душу. Если Всемогущему угодно, чтобы мои надежды сбылись и труды окупились, я приму это как награду и тогда наконец отдохну. Если же нет, — лицо капитана Гейнора помрачнело, глаза, горевшие фанатическим блеском, потухли, — вознаграждением мне будет память о славной службе римскому изгнаннику. Вам известно, милорд, о ком я говорю, о какой службе идет речь. Сегодня я играл на деньги, которые вряд ли смею назвать своими. Если бы я оказался в проигрыше, они пропали бы для дела, но я выиграл и считаю справедливым отдать эти деньги на святое дело. Моя честь, сэр, никогда и ни при каких обстоятельствах не позволила бы мне вернуть вам вексель и ждать случая, который не представится. Милорд, вы прекрасно осведомлены о том, что наше дело крайне нуждается в деньгах. Его величество, можно сказать, живет на благотворительные взносы, — голос Гейнора дрогнул. — Подумайте об этом, милорд. Вы полагаете себя одним из его слуг, одним из его приверженцев. Вы вступаете в заговор, потому что жаждете возвращения его величества, как и подобает верному стороннику законного короля. Можете ли вы представить себе, в сколь стесненных обстоятельствах он находится, не говоря о чувстве унижения и стыда? Представьте, что деньги, пущенные вами на ветер… — Гейнор осекся. — Впрочем, что было, то было! Скажу не о вас, а о себе. Я уже упомянул, что не вправе назвать выигранные у вас деньги своими. Тем не менее я рискну это сделать, как уже сделал однажды. Рискну ради еще более крупного выигрыша — ради наследства мисс Холлинстоун, которое, возможно, послужит святой цели. Итак, сэр, — резко заключил капитан Гейнор, — теперь вам понятно, как низко я пал, теперь вам в полной мере ясно, какое оскорбление я вам нанес.

Он быстро отвернулся к окну: ему, человеку железной воли, не хотелось, чтобы собеседник увидел у него на глазах слезы.

Милорд опустился на стул и обхватил голову руками. Его потрясло, как ревностно и страстно относится к своему долгу тот, кого он обозвал низким корыстолюбивым наемником. Слова солдата удачи тронули