Собрание сочинений - Влас Михайлович Дорошевич

этаже, нет окон.

— Зачем окна, когда есть дверь?

Двери открыты вечером, и Триана открывает прохожему всю свою жизнь.

Комнаты освещены.

Грязные лохмотья на виду.

И эти настежь открытые жилища нищеты зияют словно раскрытые, гнойные, вонючие язвы.

Триана вечером вскрывает все нарывы и расковыривает все свои струпья.

На балконах женщины в чёрных мантильях стоят, как привидения, едва освещённые падающим сзади из комнаты трепещущим светом подвешенной к потолку коптилки.

И кричат прохожим:

— Psst! Psst! Cabalero!

Это гитаны зажгли свои огни.

Триана редко ходит в Севилью.

В большие праздники, в дни боя быков.

И когда Триана двигается через мост, это — несчастие.

Надо запирать двери, надо держаться в толпе за карманы. Матери не выпускают в такие дни на улицу своих подрастающих сыновей.

Вся Севилья ложится спать раньше.

— Триана!

По узеньким, глухим улицам, словно волки, бродят какие-то люди.

На перекрёстках в длинных чёрных шалях стоят привидения Триана.

Триана несёт с собой преступление, разврат, болезни.

Севилья часто посещает Триана.

И Севилья и весь мир, представители которого съезжаются в Севилью.

Тогда над зияющими, как гнойные язвы, жилищами нижних этажей, — из-за завешенных чёрными шалями выходов на балкон, без умолку трещат кастаньеты.

Припрятав кольца в карман, севильянцы, иностранцы, по двое, по трое, идут по улицам Триана, подняв головы, рассматривая балконы.

— Psst! Psst! Cabalero!

И шали, — там, здесь, — одна за другой спускаются над выходами на балконы.

Полуобнажённая гитана извивается грязным, молодым, но старческим и дряблым телом в бесстыдном танце.

А рядом в комнате её отец и мать, её маленький братишка, её девочка-сестра подпевают песню под звуки её кастаньет.

Подпевают не по бесстыдству. А просто машинально, так как они беспрестанно слышат этот мотив в комнате их дочери.

И когда «cabalero» смущён шумом за стеной, гитана говорит ему:

— Успокойся! Это не кто-нибудь! Это поёт моя мама! И отец.

Они поют, чтоб как-нибудь сократить минуты голода и ожиданья.

Сейчас она вынесет денег, и сестрёнка побежит купить всем поесть.

— А! Это Триана! — с омерзением говорит Севилья.

И относится к Триана, как к неизлечимой болячке.

Триана оскверняет всё своим дыханием. Праздники религию.

Она является со своим развратом в Севилью именно тогда, когда весь город одет в чёрное и погружён в молитву, — на Страстной неделе.

Потому что именно на Страстную неделю в Севилью съезжается много иностранцев и привозят с собой «дуро», — пятифранковики, которые Триана желает заработать.

— А, эта Триана!

Настоящее бедствие разражается над Триана в те дни, когда, в сопровождении бесчисленной полиции, являются пристава.

Собирать налоги на освещение города, на благоустройство, на содержание бульваров из пальм, университет.

Тогда настоящая паника охватывает Триана.

Жители мечутся, пряча свои лохмотья.

Вопли, плач, ругань и проклятия.

Триана имеет и свою часть в удовольствиях.

В дни больших праздников она галдит, молится, целыми часами гуляет по Севильскому собору.

В дни боя быков, около «plaza de toros», — волнуясь, слушает громы аплодисментов и ураганы свистков, доносящиеся из цирка, и спрашивает у счастливцев, выходящих оттуда:

— Хороший удар? Сразу? Кто сейчас? Бомбита? Сколько убито лошадей? Пять? Только?.. Пятнадцать? Ого-го!

И с нетерпением ждёт, когда начнут распродавать мясо запоротых старых кляч и почерневшее, разодранное — убитых бешеных быков.

Я лежал на лугу, который только что скосили в первый раз в эту весну.

Глядел в голубое безоблачное небо, дышал сладким ароматом скошенной травы.

Извозчик, привёзший меня из города, распряг лошадь и пустил её пастись по скошенному лугу.

Всё было тихо и мирно кругом.

Как вдруг, с той стороны, где закутанная дымом, рядом с утонувшей в зелени Севильей, — была Триана, раздался частый и тревожный звон колоколов.

Звон разрастался, разрастался. Сильнее, тревожнее.

Я вскочил.

— Что такое? Над Триана гудит набат!

Извозчик пожал плечами.

— Звонят к мессе.

Триана идёт молиться и каяться, каяться в своих грехах.

Триана…

Собрание сочинений. Том 6

ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ

Южные журналисты

(Вольное подражание Марку Твену)

Доктор послал меня на юг, и я с большим удовольствием принял предложение «Южного Тромбона».

Редактор этой почтенной газеты, когда я входил в святилище, называемое редакцией «Тромбона», сидел за письменным столом, уставленным разными безделушками, — фунтов по 20 весом каждая, — и, поглядывая время от времени на лежавший перед ним заряженный шестиствольный револьвер Смита и Вессона, писал статью с таким видом, как будто он вырезывал печёнки у живого человека.

— Очень рад видеть вас в числе сотрудников, — сказал он, энергически сжимая мою руку, — очень рад…

Я выразил не меньшую радость.

— Боюсь только, что незнакомство с иными условиями…

— О, вы скоро с ними освоитесь! Для начала просмотрите вот эту дрянь!

Он придвинул ко мне кипу местных газет: «Ежедневное Ура», «Самую Распространённую», «В Участок!», «Гром и Молнию» и другие.

И принялся снова потрошить живого человека.

Через полчаса моя статья была готова.

Я писал следующее:

Злобы дня.

«К сожалению, мы должны начать обзор местной печати с указания на ошибку, сделанную нашим почтенным собратом газетой „Ежедневное Ура“. Ошибку, конечно, невольную и неизбежную при таком спешном деле, как газетное: кандидат Ижицын, на вчерашних выборах, получил не 2 голоса, как говорит уважаемая газета, а 432 и не „забаллотирован с величайшим позором“, а, напротив, как видят читатели, вышел из борьбы с величайшим торжеством. Ни на минуту не сомневаемся, что „Ежедневное Ура“ впало в эту пустячную ошибку совершенно случайно и, быть может, уже исправляет её в ту минуту, как мы это пишем».

* * *

«Последняя гололедица, наделавшая немало бед в городе, вызвала появление на свет массы проектов, из которых мы с особенным удовольствием отмечаем проект „Самой Распространённой“, предлагающей заменить деревянные столбы чугунными. Основательность этой удачной мысли, пришедшей нашим коллегам из „Самой Распространённой“, не нуждается в доказательствах. Чугунные столбы, действительно, как известно, не подвергаются гниению. Даже если поставлены директорами телефонных компаний, под наблюдением членов городской управы».

* * *

«Наш почтенный коллега, г. Чертополохов, из газеты „Гром и Молния“, вчера благополучно возвратился из своего кругосветного путешествия».

* * *

«Во вчерашнем номере уважаемой газеты „В Участок“ помещён очень дельный отзыв об исполнении на сцене нашего театра оперы „Гугеноты“. Статья, видимо, принадлежит перу очень компетентного музыканта, и в ней сделано очень много метких замечаний относительно отступлений от партитуры. К сожалению, мы должны, однако, заметить, что в вечер, о котором говорит почтенная газета, шли не „Гугеноты“, а „Норма“, так что отступления от