Хроника одного скандала - Зои Хеллер

Оставшись в комнате одна, я дала волю любопытству и как следует рассмотрела обстановку. Одну из стен украшали несколько картин (аляповатый модерн, не в моем вкусе) и какое-то деревянное, возможно африканское, орудие довольно подозрительного вида. Я решила, что вблизи от него наверняка воняет. Книжный шкаф демонстрировал богатую, но не слишком интеллектуальную коллекцию литературы, собранную, несомненно, под влиянием газет, публикующих списки «Книги года». С первого взгляда понятно, что настоящих ценителей литературы в этой семье нет. Каминная полка явно играла роль бюро находок: здесь нашли себе место листок с детскими каракулями, розовый обломок конструктора, паспорт и престарелый банан.

Словом, в гостиной царил беспорядок, который я вряд ли стерпела бы. И все-таки при виде этого хаоса меня кольнула зависть. Личные вещи, обстановка — все, что окружает одинокого человека, — так и норовят напомнить об унылой стабильности его существования. Ты можешь с тоскливой точностью назвать происхождение любого предмета, к которому прикасаешься, или дату, когда прикасалась к нему в последний раз. Пять подушечек, взбитые и изящно разложенные на диване, так месяцами и лежат, если только ты сама не вздумаешь устроить из них художественный беспорядок. Уровень соли в солонке уменьшается с безнадежно одинаковой скоростью: день за днем, день за днем. Сидя в доме Шебы, среди мусора, оставленного его неаккуратными обитателями, я поняла, какое удовольствие можно получить от того лишь, что твоя повседневная жизнь проходит рядом с другими.

— Вы, значит, и есть Барбара.

Подняв голову, я увидела обладателя голоса. Высокий мужчина с седыми всклокоченными волосами с порога щурился на меня сквозь очки с очень толстыми стеклами.

— Привет, — сказал он. — А я — Ричард.

Шеба упоминала о разнице в возрасте с мужем, но я была сражена тем, насколько велика эта разница. Ричарда рановато было называть пожилым, но и под определение «мужчина средних лет» он уже не подходил. Его плечи обвисли, как края перегруженной вешалки. Ладони заметно сморщились и пожелтели.

— Шеба отзывается о вас с такой любовью, — продолжал он, приблизившись и протягивая мне руку. Я отметила, что ремень туговато затянут под его выпирающим животом, а к прическе, издалека казавшейся просто небрежной, на деле явно приложил руку стилист. Ричард не собирался покорно двигаться навстречу старческому маразму. — По ее рассказам я понял, что таких, как вы, культурных людей в Сент-Джордже — раз, два и обчелся.

— Ну, не знаю…

— Ого! — воскликнул он, обрывая мой протест. — Жена оставила вас без выпивки?! Чудовище. Что вам предложить?

Он потер ладони и ухмыльнулся. Глаза за стеклами очков казались выпученными, как у насекомого. Синеватые губы производили отталкивающее впечатление. Непристойная картинка неожиданно всплыла у меня перед глазами: этот старый лиловый рот, прижатый к груди Шебы.

— Все рав… А что у вас есть?

Ричард замахал руками:

— Да что вашей душе угодно! Семейство у нас пьющее.

— Что ж… В таком случае я не возражала бы против хереса.

— Херес? — По его лицу скользнула тень издевки. — Херес, говорите? Похоже, вы выбрали единственное, чего у нас, возможно, и нет.

Ричард открыл бар и принялся звенеть бутылками.

Шеба внесла вазу с цветами.

— О-о! Уже познакомились? — Ее взгляд тревожно метнулся от мужа ко мне. — Дети с минуты на минуту спустятся.

Оживление в голосе Шебы отдавало фальшью. Должно быть, ей пришлось покрутиться, чтобы уговорить мужа меня принять. Так и есть, решила я. Это объясняло и нарочитое благодушие, с которым Ричард меня обхаживал. В семейной бухгалтерии его согласие на ужин со мной, похоже, стало существенной прибавкой к графе прихода.

— Дорогая… — Ричард вынырнул из глубин бара. — Не в курсе, у нас есть херес? Барбара хочет хереса.

— Нет-нет, — возразила я. — Подойдет и что-нибудь другое. Белое вино…

— Вспомнила! — сказала Шеба. — На кухне есть марсала. Я ее подливаю в некоторые блюда. Марсалу пьете, Барбара?

— Конечно. Но прошу, не нужно беспокойства…

— Господи! — воскликнула Шеба, ткнув пальцем на мою ногу. — Да вы поранились.

Я посмотрела вниз. Ну вот, чего и следовало ожидать — ремешок этой дурацкой обувки растер ногу до крови.

— Ой, бедняжка, — сказала Шеба. — Новые, да? Сейчас принесу пластырь…

— Право, не стоит…

— Глупости. Я мигом. — Шеба испарилась.

Ричард криво усмехнулся:

— Ох уж мне эти дамы с их шпильками.

— Какие там шпильки…

— Бэш тоже обожала носить высоченные каблуки, — гнул свое Ричард, — пока однажды в погоне за автобусом не заработала трещину лодыжки. Тут уже я топнул ногой. Ха! Благо у меня-то обе были здоровы. Короче, заставил ее носить сабо.

После недолгой паузы он продолжил:

— Лично я не вижу никакого смысла в высоких каблуках. Говорят, походка на них у женщин эдакая сексуальная, верно? Спина выгибается, попа оттопыривается. Замечательно. На ум сразу приходят краснозадые павианы… — Ричард умолк. — Налью-ка я себе стаканчик, пожалуй, пока ждем ваш херес.

Шеба вернулась с марсалой и упаковкой пластырей. Следом за ней вошла семнадцатилетняя Полли — угрюмая, но довольно хорошенькая, с кудрявыми волосами, как у отца, и тонким, гибким телом матери.

— Полли, познакомься. Это Барбара, моя подруга с работы, — представила Шеба.

— Здрасьте, — процедила Полли, стрельнув в меня взглядом. — А это зачем? — Она кивнула на пластыри в руке Шебы.

— Барбара ногу растерла.

Полли уставилась на мою кровоточащую ступню.

— Ф-фу!

— Полли! — с вялым укором буркнул Ричард.

Шеба протянула мне пластыри и туалетную бумагу — вытереть кровь с ноги.

— Мне водку с лимоном, па! — Полли с утробным вздохом плюхнулась на диван.

— Ладно, — снисходительно отозвался отец, явно потакающий ее капризам, и улыбнулся мне: — Дочь у меня — законченная алкоголичка.

— Ты сейчас экзамены сдаешь, Полли? — спросила я, согнувшись, чтобы заняться ногой. — Справляешься? — Кровь пропитывала бумагу, но ни в какую не останавливалась.

— Легко-о, — скучающе протянула Полли, демонстративно пощипывая волоски у себя на руке.

— Полли! — воскликнула Шеба.

— А что? — огрызнулась та. — Что я, по-твоему, должна была сказать?

То ли хамство дочери выбило Шебу из колеи, то ли она предпочла не раздувать скандал. Во всяком случае, продолжения не последовало. Я хмыкнула, показывая, что не в обиде, хотя, конечно, оскорбилась. То, что я сейчас скажу, прозвучит дико в устах учителя с многолетним стажем, но факт есть факт: контакты с молодым поколением — не моя стихия. Я чувствую себя уверенно только в школьном классе, где правила поведения — независимо от того, выполняются они или игнорируются, — обозначены со всей четкостью. В любой же иной обстановке я просто теряюсь. Ну не дается мне тот небрежно-грубый стиль общения с детьми, который нынче стал de rigueur[15]. Небрежность мне вообще не свойственна. Игры за рамками приличий и пошлые шутки не по мне. В компании молодежи я тушуюсь, а почувствовав, что надоела, напускаю на себя холодность и неприступность.