Контракт стервы - Елена Дженкинз

Она стоила. Он поставил бы на кон свой мозг, что Фрэнки — это бриллиант, один на миллион.

— А твоя невеста не будет против?

Такого вопроса Максим не ожидал, но быстро нашелся с ответом:

— Вчера ты была не настолько принципиальной.

Фрэнки смутилась и хмуро отступила, по дороге вырвав футболку у него из рук. С вызовом глядя на Максима, чертовка с нескрываемым презрением распустила узел на полотенце, и оно упало к ее ногам.

— Доволен? Нравится унижать меня, мстить непонятно за что? Наслаждайся.

…Что он и делал: Максим не мог отвести взгляда от стройной фигуры. Из сердца в вены просочилась нежность, и захотелось… много всего. Обнимать, владеть, чувствовать ответную страсть. Дыхание стало тяжелым, а в голове уже проигрывалась картинка, как девушка приближается и встает на колени перед ним, как вчера. Кровь закипела, и Максим готов был сам к ней подойти, когда Фрэнки, взвизгнув, шустро натянула футболку и закричала:

— Не трогай меня! У тебя есть невеста, а у меня — обязательства! Только попробуй совратить меня снова! Весь декабрь у меня будет крайне кровожадное настроение!

Она промчалась мимо, прямо в ванную, откуда вернулась широким шагом, размахивая смартфоном в руке (Максим оставил его рядом с работающей сушилкой).

— Алло! Роберт! — рявкнула она. — Сколько можно до тебя дозваниваться?! Чтобы вечером был дома, иначе прикончу! У меня?! Нет, у меня не поехала крыша! У меня все просто зашибись!!! — последние слова она надрывно проорала прямо в микрофон, отняв смартфон от уха.

Максим с ужасом и любопытством взирал на разъяренную девушку, пытаясь припомнить, зачем ему нужно было проявлять наглость. Кажется, он собирался увидеть истинную суть Фрэнки… Хоть бы это была не она…

— Не могу я так больше! Не могу! — орала Уварова. — Как же меня все достало! Всем угоди, то принеси, то подай! Сатана меня просто растоптал, а ты! Ты-ы!!! Как же я ненавижу таких, как ты: самовлюбленных, жестоких, наглых… А я… тоже последняя сволочь, ничем не лучше. Тряпка! — Голос перешел в вой, и Фрэнки зарыдала. — Я ненавижу декабрь, и до Нового года я не дотяну. Как же меня все достало… Ну зачем?! Зачем ты ходишь по дому без майки зимой?!

Максим опустил голову, непонимающе взглянув на свой голый торс, и осторожно сделал шаг к девушке. В ее глазах горел недобрый огонь, румянец проступил на обычно белых щеках, губы плотно сжаты. В общем, Фрэнки буйствовала.

— Ты можешь объяснить, что происходит?

— Не подходи ко мне, понял?! — Она схватила подушку с дивана и запустила в Максима. — Ты почти женат! А у меня этот проклятый кон… О-о, боже, как мне плохо.

Все-таки придется брать осторожностью, а не наглостью: последняя довела до визга неподготовленную юную деву. «Как по минному полю иду», — подумал Егерь. Он сделал еще шаг, еще, пока не обнял Фрэнки за плечи — медленно, едва касаясь, чтобы дать почувствовать себя рядом. Она дрожала, у нее действительно начиналась истерика. Влажные волосы разметались по спине, передние пряди подсохли и забавно вились у висков. Она замотала головой, будто отказывалась принимать очевидное поражение.

— Что ты сделал со мной? — в отчаянии прошептала она.

— То же, что ты сделала со мной, — спокойно ответил он и, обхватив ладонями ее лицо, поцеловал, властно, не давая шанса возразить, проникая языком ей в рот и заводясь сильнее от ее глухого стона. Нежная кожа, как бархат, теплые губы и этот непонятный надрыв, будто Фрэнки предает весь мир.

— Я не собираюсь жениться, и она об этом знает, — отстранившись, сказал он, и девушка всхлипнула, прильнула к нему, обнимая за шею, и ответила на поцелуй с такой страстью, что они утонули оба, как будто в пропасть сорвались. Наконец-то…

Она сама не поняла, в какой момент дошла до точки кипения и вспылила. Раньше с Франсуазой не случалось таких вспышек-истерик, когда перехватывает дыхание и темнеет в глазах. От кончиков пальцев вверх до самой макушки поднялась волна паники, и Фрэнки устроила скандал. Она не могла остановиться, но с каждым криком становилось легче, как будто накопленный за жизнь протест выплеснулся наружу.

Правда, сущность билась внутри, как птица в клетке, теряя перья, но все равно не приближаясь к свободе. И хотелось кричать громче, а лучше разбить что-нибудь! Злая энергия выходила волнами, истощая; стоило успокоиться, как силы покинули, и Фрэнки оказалась беспомощной перед Егерем, неспособная противостоять ему и дальше. Как легко было ненавидеть на расстоянии, и как это невозможно, когда он рядом. Его серый взгляд, полный понимания, и мимолетная улыбка, мягкая, согревающая душу. Чистое безумие, и не сдержать стон.

— Что ты сделал со мной?

— То же, что ты сделала со мной.

Снова чувствовать его губы, задыхаться от эмоций — как это правильно, но так трудно перейти черту и отдаться наслаждению, зная, что для него это лишь очередное завоевание, причем легкое. Глупая малышка Фрэнки. Быть для него никем и никем остаться, когда он уйдет к той, другой, которая имеет на него право.

— Я не собираюсь на ней жениться, и она об этом знает, — его шепот был срывающимся, а слова такими нужными… И Фрэнки сдалась.

Максим огладил ее обнаженные ягодицы под футболкой и с силой сжал, притягивая к себе, давая почувствовать свое возбуждение. Он задрал ткань вверх, обнажая Фрэнки, очертил большим пальцем сосок, а затем втянул его в рот, заставляя ее прогнуться, откинуть назад голову и глухо застонать. Он провел языком вдоль ложбинки, по ключице, поцеловал и ласково укусил за плечо. От этого простого движения судорогой свело горло, а мышцы живота напряглись от жара, колючим потоком поднявшегося от ступней вверх по телу.

Фрэнки осторожно тронула кончиками пальцев его спину, а затем уже увереннее прижалась ладонями, ощущая, как перекатываются мышцы. Это, наверное, сон. Как может она стоять без стеснения почти обнаженной здесь, в чужом доме, и сходить с ума от страсти к Егерю? Разве бывает вот так, сразу, без раздумий, когда больно не касаться его? Словно дурманом опоенная: раз вдохнула и перестала соображать. Она запустила пальцы в волосы Максима на затылке и посмотрела ему в глаза, умоляя о том, что не смела высказать.

Максим подхватил ее на руки и, пройдя через комнату, уложил на спину, на широкий диван, заставляя Фрэнки раздвинуть ноги, целуя и покусывая кожу от колена вверх.

— Я… подожди, я не…

Попытка объяснить, что не врала о невинности, провалилась, потому что Максим вытянулся над Фрэнки и, просунув руки под спину, резко передвинул ее выше. У дивана не было подлокотников, и голова Фрэнки свесилась бы вниз, если бы она не ухватилась рукой за край дивана и не напряглась, удерживая равновесие и с безумным наслаждением наблюдая за действиями Максима. А он устроил одну ее ступню на спинке дивана, а вторую согнул в колене и провел языком от щиколотки вверх, и забросил себе на плечо. Дыхание резко перешло в хриплый, грудной стон, когда Максим, раздвинув двумя пальцами нежные складки, лизнул клитор и придвинулся еще ближе. Он постучал кончиком языка по чувствительной точке и подул, а затем снова лизнул, уже сильнее, грубее.