Гипнотизер - Ларс Кеплер

— Хорошо, что ты увезла его оттуда.

Она кивнула и подумала: как чувства скрыты одно в другом, насколько одно не отделено и не свободно от другого, как всё пересекается со всем.

Они выпили еще, и вдруг Симоне заметила, что Эрик улыбается ей. От его улыбки, обнажавшей неровные зубы, у нее всегда слабели коленки. Симоне подумала, как здорово было бы сейчас переспать с ним, без разговоров, без всяких сложностей. Все равно в один прекрасный день станем одинокими, сказала она себе.

— Я ничего не знаю, — коротко ответила она. — Точнее… Я знаю, что не доверяю тебе.

— Зачем ты говоришь…

— Такое чувство, что мы все потеряли, — перебила она. — Ты только спишь — или на работе, или где ты там. Я думала, мы столько всего сделаем вместе! Станем путешествовать, просто бывать друг с другом…

Эрик отставил стакан, шагнул к ней и быстро спросил:

— А что нам мешает?

— Не говори так, — прошептала она.

— Почему?

Он улыбнулся, погладил ее по щеке и посерьезнел. Неожиданно они поцеловались. Симоне почувствовала, что всем телом хочет этого, хочет целоваться.

— Пап, а ты не знаешь…

Войдя в кухню и увидев их, Беньямин замолчал.

— Дураки, — вздохнул он и вышел.

— Беньямин! — позвала Симоне.

Мальчик вернулся.

— Ты обещал сходить за едой, — напомнила она.

— А ты позвонила?

— Будет готово через пять минут, — сказала Симоне и дала ему свой кошелек. — Ты ведь знаешь, где тайский ресторанчик?

— Нет, — вздохнул Беньямин.

— Иди прямо, не сворачивай.

— Ну хватит.

— Слушай, что мама говорит, — вмешался Эрик.

— Схожу куплю еды на углу, ничего не случится, — сказал Беньямин и пошел одеваться.

Симоне и Эрик улыбнулись друг другу, услышав, как закрылась входная дверь и быстрые шаги застучали вниз по лестнице.

Эрик достал из буфета три стакана, поставил их, взял руку Симоне и прижал к своей щеке.

— Пойдем в спальню? — спросила она.

У него был смущенно-счастливый вид, когда зазвонил телефон.

— Не бери трубку, — попросил он.

— Это может быть Беньямин, — ответила Симоне и поднесла трубку к уху. — Симоне.

Никто не ответил, только что-то мелко пощелкивало, как будто расстегивали «молнию».

— Алло?

Она поставила телефон назад на подставку.

— Никого? — спросил Эрик.

Симоне показалось, что он разволновался. Подошел к окну, выглянул на улицу. У Симоне в ушах снова зазвучал голос той женщины, которая ответила, когда она набрала номер, и которая звонила Эрику утром. «Эрик, перестань», — сказала она смеясь. Перестань — что? Шарить у нее под одеждой, сосать ее грудь, задирать юбку.

— Позвони Беньямину, — сказал Эрик напряженно.

— Зачем…

Симоне взяла телефон, и он тут же зазвонил.

— Алло?

Никто не ответил. Симоне нажала «отбой» и набрала номер Беньямина.

— Занято.

— Я его не вижу, — сказал Эрик.

— Пойти за ним?

— Пожалуй.

— Он на меня разозлится, — улыбнулась Симоне.

— Тогда я пойду, — решил Эрик и вышел в прихожую.

Он снял куртку с вешалки. Тут дверь открылась, и вошел Беньямин. Эрик повесил куртку на место и взял у сына пышущий жаром пакет с картонными коробками.

Они сидели перед телевизором, смотрели кино и ели прямо из коробочек. Беньямина смешили реплики героев. Симоне и Эрик довольно улыбались друг другу как когда-то, когда их сын был маленьким и хохотал над детскими передачами. Эрик положил руку на колено Симоне; она накрыла его руку своей и сжала пальцы.

Актер Брюс Уиллис лежал на спине, вытирая кровь с губ. Снова зазвонил телефон. Эрик отставил еду и поднялся с дивана. Вышел в прихожую и как можно спокойнее сказал в трубку:

— Эрик Мария Барк.

Никто не ответил, только что-то пощелкивало.

— Ну хватит, — рассердился он.

— Эрик?

Это был голос Даниэллы.

— Эрик, это ты? — спросила она.

— Мы ужинаем.

Он услышал, как часто она дышит.

— Что он хотел? — спросила она.

— Да кто?

— Юсеф.

— Юсеф Эк?

— Он ничего не сказал? — повторила Даниэлла.

— Когда?

— Сейчас… по телефону.

Эрик бросил взгляд на дверь гостиной. Симоне и Беньямин смотрят кино. Он подумал о семье из Тумбы. Маленькая девочка, мама и папа. Дикая ярость нападавшего.

— Почему ты думаешь, что он звонил мне? — спросил Эрик.

Даниэлла кашлянула.

— Он, наверное, уговорил медсестру дать ему телефон. Я спрашивала телефонистку, она соединяла его с тобой.

— Ты уверена?

— Юсеф кричал, когда я вошла, он выдернул катетер, я дала ему алпразолам, но прежде чем уснуть, он много чего наговорил.

— Что? Что он сказал?

Эрик услышал, как Даниэлла сглотнула. Ее голос прозвучал устало:

— Сказал, что ты трахнул ему мозги. Чтобы ты забыл про его сестру, если не хочешь быть покойником. Несколько раз повторил: можешь считать, что ты покойник.

Вечер вторника, восьмое декабря

Через три часа Йона отвез Эвелин в следственный изолятор тюрьмы Кроноберг. Девушку поместили в маленькую камеру с холодными стенами и горизонтальными решетками на запотевших окнах. Из нержавеющей раковины в углу пованивало рвотой. Когда Йона уходил из камеры, Эвелин стояла у привинченной к стене койки с зеленым матрасом и удивленно смотрела на него.

После задержания у прокурора есть всего двенадцать часов, чтобы принять решение: оставить задержанную в камере или отпустить. Если принять решение о задержании, это даст отсрочку до двенадцати часов третьего дня, а потом надо будет передать постановление об аресте в суд и требовать ареста задержанной. Иначе задержанную придется освободить. Заключить девушку под стражу можно было либо с формулировкой «по подозрению на веских основаниях»,[8]либо как «обоснованно подозреваемую». Последнее означало еще более высокую степень подозрения.

Сейчас комиссар шел назад по белому блестящему линолеуму тюремного коридора мимо буро-зеленых дверей камер. Отражение комиссара мелькало в металлических пластинах возле ручек и замков. У каждой двери на полу стояли белые термосы. Красные знаки на шкафчиках с огнетушителями. Тележка с белым тюком белья и зеленым мусорным пакетом стояла возле стола дежурного.