Гипнотизер - Ларс Кеплер

Внезапно сон слетел с него окончательно. Эрик увидел перед собой Беньямина, мерзнущего на школьном дворе перед одноклассниками и учителями, телекамерами и улыбающимся репортером.

Эрик сел, почувствовал жгучую боль в желудке, взял со столика телефон и позвонил Симоне.

— Галерея Симоне Барк, — ответила она.

— Привет, это я.

— Подожди секунду.

Эрик услышал, как она идет по деревянному полу и закрывает за собой дверь кабинета.

— Так что случилось? — спросила она. — Беньямин звонил и…

— Журналисты накинулись…

— Во что ты впутался? — оборвала его Симоне.

— Врач, которая отвечает за пациента, попросила меня провести сеанс гипноза.

— Но признаваться в совершении преступления под гипнозом — это…

— Послушай меня, — перебил Эрик. — Ты можешь меня выслушать?

— Да.

— Это не был допрос, — начал он.

— Какая разница, как это называется…

Симоне замолчала. Он слышал ее дыхание.

— Извини, — тихо сказала она.

— Это не был допрос. Полиции нужны были приметы — какие угодно, они думали, что от этой информации зависит жизнь девушки. И врач, которая отвечает за пациента, посчитала, что риск для его жизни не так велик.

— Но…

— Мы думали, что он — жертва, и просто пытались спасти его сестру.

Он замолчал, слушая дыхание Симоне.

— Что ты наделал, — с нежностью сказала она.

— Все образуется.

— Ой ли?

Эрик пошел на кухню, развел таблетку треокомпа и смыл лекарство от язвы желудка сладковатой водой.

Вечер четверга, десятое декабря

Йона выглянул в пустой темный коридор. Вечер, скоро восемь, в отделе остался он один. Во всех окнах горят адвентовские звезды, свет уличных фонарей отражается в темном стекле двойными размытыми кругами. Анья оставила у него на столе тарелочку рождественских сластей, и он, кажется, съел слишком много, пока писал комментарии к протоколу допроса Эвелин.

Когда выяснилось, что Эвелин солгала, прокурор принял решение задержать ее. Ей сообщили, что она подозревается в соучастии в убийстве и что у нее есть право обратиться к адвокату. Благодаря аресту предварительное расследование получило трехдневную отсрочку, после которой надо было принимать или не принимать окончательное решение о заключении под стражу. К этому времени полиция должна или представить суду настолько веские причины подозревать Эвелин, что суд будет считать ее вину по меньшей мере возможной, или отпустить девушку.

Йона понимал: ложь Эвелин вовсе не означает, что девушка виновна. Но он получил трое суток на то, чтобы докопаться, что она скрывала и почему.

Комиссар вывел протокол на печать, отослал документ прокурору, проверил, надежно ли заперт в оружейном шкафу пистолет, спустился на лифте вниз, вышел из здания и сел в машину.

Возле Фридхемсплан Йона услышал, что зазвонил телефон, но почему-то не сумел вынуть его из пальто. Телефон провалился в дыру в кармане и ускользнул за подкладку. Зажегся зеленый свет светофора, машины сзади засигналили. Йона подъехал к автобусной остановке перед кришнаитским рестораном, вытряхнул телефон и перезвонил.

— Это Йона Линна, вы мне только что звонили.

— О, как хорошо, — обрадовался помощник полицейского Ронни Альфредссон. — А мы не знаем, что делать.

— Вы говорили с приятелем Эвелин, Сорабом Рамадани?

— Это не так просто.

— На работе искали?

— Не в том дело, — сказал Ронни. — Он здесь, в квартире. Просто не хочет открывать, не хочет разговаривать с нами. Орет, чтобы мы уходили, что мы мешаем соседям, преследуем его из-за того, что он мусульманин.

— Что вы ему сказали?

— Да ничего. Только что нам нужна его помощь — все как вы нас инструктировали.

— Ясно.

— Нам взломать дверь?

— Я к вам еду. А пока оставьте Рамадани в покое.

— Спасибо.

Йона включил мигалку, развернулся, проехал мимо высотки «Дагенс Нюхетер» и дальше, на мост Вестербрун. В темноте горели все окна и фонари города, и небо над ним было серым, мглистым.

Комиссар снова подумал о месте преступления. Не было ли там чего-то странного, необычного? Йону не оставляло ощущение, что некоторые обстоятельства никак не стыкуются друг с другом. Остановившись на красный свет на Хеленеборгсгатан, Йона открыл папку, лежавшую на правом сиденье. Торопливо порылся в фотографиях, сделанных в спортклубе. Три душевых, не разделенных перегородками. Блики от вспышки на белом кафеле. На фотографии — прислоненный к стене вантуз с деревянной ручкой. Вокруг резиновой насадки растеклась большая лужа крови, воды и грязи, в ней плавают волосы, обрывки пакетов и флакон жидкого мыла.

Возле стока в полу лежит рука. Виден сустав с хрящом и мышцами, с которых содрана кожа. Охотничий нож со сломанным лезвием валяется в душе.

Нолен обнаружил лезвие при помощи компьютерной томографии, оно прочно засело в тазовой кости Андерса Эка.

Растерзанное тело оставили на полу, между деревянной лавкой и погнутым жестяным шкафчиком. Красная спортивная куртка висит на крючке. Кровь везде — на полу, на двери, на лавках.

Йона, барабаня пальцами по рулю, ждал, когда загорится зеленый, и думал, что криминалисты зафиксировали множество следов, отпечатков пальцев, волокон и волос. Колоссальное количество ДНК сотен людей — но ни одна не имеет отношения к Юсефу Эку. Многие из найденных ДНК оказались нечистыми, смешанными с другими ДНК, что сильно затруднило их анализ в криминально-технической лаборатории.

Комиссар объяснил техникам-криминалистам, на чем они должны сосредоточиться: необходимо найти на Юсефе Эке кровь отца. Кровь, покрывавшая его тело на месте второго преступления, ничего не значит. Там кровь всех была на всех, и неудивительно, что на Юсефе оказалась кровь его младшей сестры, а на ней — его кровь. Но если бы специалисты нашли на Юсефе кровь отца или следы Юсефа в раздевалке клуба, его можно было бы связать с обоими местами преступлений. Для возбуждения уголовного дела достаточно доказать, что Юсеф был в раздевалке.

Еще в больнице Худдинге врач, Сигрид Кране, получила инструкции из Линчёпинга, от занимавшейся анализами ДНК Шведской криминально-технической лаборатории: тщательно зафиксировать любые биологические следы, найденные на Юсефе.

Возле Хёгалидспаркен Йона позвонил толстяку Эриксону, шефу техников-криминалистов, работавших на месте преступления в Тумбе.

— Ну, — ответил тяжелый голос.

— Эриксон? — развеселился Йона. — Эриксон? Подай признаки жизни?