Воспевая утреннюю звезду - Мэрилайл Роджерс

Адам счел за лучшее не отвлекать и без того озабоченного друга новыми загадками. Он был человеком, более привычным к обычаям и поведению друидов. Это могли быть вовсе не загадки, а самое обычное поведение. Вместо этого, когда Ллис поднялась, он сосредоточил свое внимание на Мейде.

Едва обнаружив, что Ллис утратила желание утешать Мейду, он попытался заговорить с девушкой. Но та, дрожа от страха, отодвигалась от него. Ее избитое лицо давало представление о том, что было причиной этого страха. Вулф уверял его, что она не из Трокенхольта. Так кто же ее избил, кто этот преступник? Адам хотел ей помочь, но у него было множество других проблем, которые нужно было разрешить, и он не мог тратить на нее время. Да и не станет Мейда откровенно ни с кем говорить, за исключением той, что с таким сочувствием заботилась о ней, если она вообще захочет что-нибудь рассказать.

Мысли Адама вернулись к Ллис, к происшедшей в ней разительной перемене. Куда делась доброжелательность девушки? И он вновь принялся размышлять о том, что его беспокоило. Он злился на себя из-за того, что не мог подавить ощущения вины и потери, хотя понимал, что эта нежная девушка не могла быть парой христианину. Даже мысль о подобном браке казалась ему предательством всего того, во что верили его отец и брат.

Пока Адам разбирался в своих противоречивых мыслях и чувствах, Ллис принесла назад тарелки, которые носила в темный угол. Покончив с делом, которое отвлекло ее от выполнения задуманного, она поспешно вернулась за стол к златокудрому лорду, который сердито наблюдал за нею. Его реакция на нее была совсем не той, которой она привыкла ожидать от мужчины. На губах ее появилась улыбка, и вся она стала похожа на кошку перед миской со сливками. Сегодня вечером она соткет паутину обольщения, и возмутительно красивый воин окажется в ее власти.

Ллис очнулась, ощущая, как кровь стучит в висках. Она с трудом подняла тяжелые веки и приоткрыла глаза, потом попыталась сесть. Девушка лежала на клочке свежего сена в каморке с голыми стенами – темница без окон, с небольшой дверцей. Она была одна. При тусклом свете зловонной сальной свечи она разглядела толстые, обшитые железом доски двери, слишком низкой даже для человека среднего роста.

Ллис пришлось бы наклониться, чтобы войти.

Неожиданно дверь отворили резким движением. Нагнувшись, в комнату вошла немолодая высокая женщина. Годами она была намного старше Ллис, потому что в ее распущенных волосах были видны широкие серебряные пряди. Стальные проницательные глаза внимательно оглядели Ллис, словно ища в ней недостатки.

Ллис гордо вздернула подбородок, безмолвно протестуя против столь откровенного любопытства. Ухмылка вошедшей сказала Ллис, что та считает ее ничтожеством. Несмотря на оскорбительное поведение незнакомки, Ллис была поражена тем, что в сильной челюсти женщины было что-то очень знакомое. Они определенно никогда не встречались, но ощущение этого не проходило. Ллис старалась не думать об этом, но мысли одолевали ее, они липли к ней, как липнет смола к пальцам.

Когда женщина наклонилась, чтобы поставить кружку неподалеку от Ллис, девушка обратила внимание на ее странный медальон. Он был сделан не из блестящих металлов вроде золота или серебра, а из какого-то черного матового металла. По форме это был круг, внутри которого располагался треугольник вершиной вниз. Медальон показался Ллис удивительно уродливым, и более того, в нем было нечто отталкивающее.

Женщина ушла так же неожиданно, как и появилась. При звуке задвинутого засова сердце Ллис упало. С внутренней стороны ее темницы на двери не было ручки, значит, дверь можно было открыть только снаружи. Девушкой овладело чувство безнадежности, мешавшее ей здраво размышлять, и она попыталась подавить его.

Она внимательнее оглядела камеру и не нашла ничего, что могло бы дать ей надежду на побег. Стены камеры были сложены из камня! Причем это была не скала, как у нее дома в Талачарне, а гладкий тесаный камень, выложенный человеческими руками.

Неважно кто и зачем принес ее сюда, но выбрали для нее самую надежную камеру. Тесанный человеческими руками камень лишен души, он мертв и нем. Эти стены воздвигли непроницаемый барьер между Ллис и природой. Таким образом ее лишили возможности призвать на помощь силы земли. Она не могла ни защитить себя, ни выбраться на свободу. Ллис чуть не заплакала от отчаяния.

«Соберись с мыслями, раскинь мозгами», – советовал ей внутренний голос. В тяжелейший час жизни она вспомнила годы учения.

«Никто здесь не спасет тебя, кроме тебя самой».

Отбросив одолевающие ее мысли, девушка попробовала использовать стену как источник бодрости и прохлады: камень и в жару оставался холодным.

Ллис рассеянно подняла оставленную кружку и выпила изрядное количество прохладной, свежей воды. Постепенно ум ее начал избавляться от страха и бесполезных сожалений. Она сосредоточилась на обдумывании того, как достичь своей главной цели – свободы, и в процессе размышлений пришла к интересным выводам. Она знала, что из подобного камня в здешних местах строили только монастыри, значит, она в том самом монастыре, где, по мнению Адама, уже бывала. В том монастыре, где умер насильственной смертью его брат.

В этот момент ей стало совершенно очевидно, что между ее похищением и смертью Элфрика есть связь, но какая именно, пока было неясно. Желая разобраться в своих мыслях, Ллис инстинктивно протянула руку к кристаллу, всегда лежавшему в сумочке у нее на поясе.

– Силы небесные!

Ллис не задумываясь произнесла любимое восклицание своего приемного отца. У нее забрали сумочку! Более того, ее одели в монастырское одеяние. Больше на ней ничего не было. Ее ужаснула мысль, что переодевание было совершено, когда она была без сознания. Но больше всего Ллис горевала из-за потери белого кристалла. Однако этот новый удар не поверг ее в отчаяние, напротив, он привел ее в ярость, исполнив решимости расправиться с подлыми негодяями, лишившими ее свободы.

Она поняла, что ее похищение было частью плана, угрожавшего семье ее приемных родителей, и это еще сильнее укрепило ее решимость. Несомненно, частью этого враждебного плана было и нападение на Адама, которое, она уверена, повторится при первой же возможности.

Вскоре после того, как Адам заснул, ему вновь пригрезилась нежная красавица, такая податливая в его объятиях. Но на этот раз образ изменился.

От девушки пахло не опьяняющей свежестью, а душным, тяжелым и неприятным запахом сладкого перебродившего вина. Он резко оттолкнул ее… вернее, попытался оттолкнуть. Женщина, подобно Далиле, приникшей к Самсону, обвилась вокруг его тела. Он проснулся.

Адам сбросил с себя полуодетую сирену, откровенно бесстыдную в стремлении обольстить его.

Когда он целовал Ллис, он понял, что она неопытна в таких делах. А теперь он столкнулся с искушенной распутницей, грубо разрушившей его мечты. Неприятная сцена вернула его к действительности, подействовала подобно ушату ледяной воды, вылитому на голову. Он перевел взгляд с глаз, пылавших страстью, на обнаженные груди. Возле свечей, стоявших в изголовье кровати, он увидел дымящуюся жаровню. Мускусный запах дыма показался ему отталкивающим.