Узник зеркала - Муратова

времени, когда внезапно ощутила прикосновение чужих рук. Кто-то сильный оторвал ее от уютной постели, вырвал из смертного ложа, любовно устроенного для нее холодом, закутав в длинный плащ, как в кокон. Она не пыталась сопротивляться, ею овладело равнодушие ко всему происходящему. Почти сразу, как ее взвалили на руки, она отключилась.

Очнувшись, Оливия обнаружила себя на тахте в малой гостиной. Кто-то пододвинул тахту прямо к каминной решетке, от пылающего огня шел жар. Под шерстяным пледом ей было так чудесно тепло, по телу разливалась приятная усталость. Она сладко потянулась, пытаясь вспомнить, как так вышло, что она очутилась в этой комнате. Но чуть только вспомнила — нега развеялась, и ее обожгло тупой болью.

— Дорогая, ты выбрала не самое подходящее время для прогулок, — нарушил тишину голос графа. Он вышел из тени и бесшумно приблизился к тахте.

— Как вы меня нашли? — прохрипела Оливия, с усилием повернув к нему голову.

— Я шел по следу.

— Буря замела все следы.

— С собаками.

— Я не слышала ни возни, ни лая.

— Ты была не в том состоянии, чтобы что-либо расслышать, — сухо прервал он, а потом поднес к ее губам тяжелую кружку с дымящимся напитком. — Выпей, это поможет тебе согреться.

Оливия приподнялась, опираясь на локти, и приняла кружку из рук графа. От кружки шли запахи аниса, гвоздики и бренди. Пряный аромат повис в воздухе, как дымовая завеса. Оливия сделала небольшой глоток и, посмаковав напиток во рту, проглотила, чувствуя, как тепло обжигающей волной распространяется вниз по пищеводу.

— Почему вы спасли меня? — спросила она.

— По твоему, я желаю тебе смерти? — приподнял брови Колдблад. Пододвинув банкетку, он сел рядом. В его глазах было смирение и покой, и Оливия отчего-то вспомнила одного из мальчиков-близнецов на портрете. После всего пережитого она уже не испытывала страха перед графом: все ее чувства, направленные на людей и события из внешнего мира, вытеснились болью мира внутреннего. Прошлое взяло над ней верх. Оливия проиграла. Только теперь это уже не было трагедией — все ушло, все исчезло, все растворилось в небытие. Волны жизни прибывают и убывают, часы молчаливо продолжают свой ход. Да, боль есть, здесь она, под самым сердцем — так ведь она всегда была здесь: непроходящая, она лишь перестала быть отрицаемой.

— Я не знаю, чего вы желаете, граф, — устало сказала Оливия. — Я знаю лишь, что вы ко мне равнодушны так же, как и ко всему живому. Мне остается только думать, что вы спасли меня, поскольку моя смерть нарушила бы ваши планы. Какие? Бог весть. Вы ведь не расскажете.

Что это, ей показалось, или Колдблад едва заметно вздрогнул? Какая-то тень пробежала по его застывшему лицу.

— А ты расскажешь, что заставило тебя отправиться на поиски смерти? — чуть слышно обратился к ней он.

— Расскажу, — пообещала Оливия. — Но не сейчас, не сегодня, для подобных признаний мне нужно собраться с силами.

— Я подожду, пока ты не будешь готова, — пообещал он. — А теперь тебе нужно поспать. Отнести тебя в твою комнату?

Оливия покачала головой:

— Я лучше останусь здесь. Спасибо.

Склонившись над ней, граф коснулся губами ее лба, и этот поцелуй, в отличие от всех предыдущих, был теплым. Никто из них двоих бы этого не признал, но оба почувствовали: по льду между ними прошла первая, тонкая, едва заметная трещина. И, может, это не было бы столь важным, если бы не один факт: как только лед начинает трескаться — его раскол становится неминуемым. Отныне это вопрос времени.

========== Глава 9 ==========

Боб Динки, коренастый мужчина с темной кучерявой бородой, растущей неровными клочками, приколачивал отвалившуюся ножку к старому стулу. Гвозди он держал во рту и был целиком сосредоточен на работе, а если уж отрывался, то только затем, чтобы взглянуть на красавицу-дочурку. Пенни только вчера исполнилось шесть. Сидя на ковре перед очагом, она переворачивала страницы большой книжки со сказками — ее подарка на день рождения, за которым Бобу пришлось ехать на городской рынок, а это двое суток дороги. Ее новое платьице уже было запачкано грязью и красками, непослушные кудри выбивались из-под съехавшей набок матросской шапочки.

Жена Боба, Марта Динки, оттирала грязную посуду в глубоком тазу, напевая прилипчивый мотивчик из оперетки, на которую они ходили, когда в последний раз вместе выбирались в город.

— Да помолчи ты уже, — в очередной раз раздраженно бросил ей Боб. Опасаясь затрещины, Марта мгновенно умолкла. Но сегодня Боб неплохо подзаработал и пребывал в прекрасном расположении духа:

— Вот так-то лучше, — похвалил он.

— Смотри, папочка! — воскликнула Пенни, отложив в сторону книгу и подбежав к окну. — Какие красивые узоры на стекле!

— Что за чертовщина, — озадаченно пробормотал Боб, рассматривая оставленные морозом спиральки и завитушки. — Чтоб в этих краях стекло заледенело в конце марта… Да ведь днем еще жарища была!

— Я слышала, так бывает на стыке сезонов, — неуверенно подала голос Марта, но Боб сразу осадил ее:

— Попридержи язык! Что бы ты, глупая баба, в этом понимала…

Он вскочил с места и, широкими шагами пересекая комнату, вышел за порог. За стенами его встретил теплый погожий вечер.

— Ну дела, — почесал затылок Боб. Потом нерешительно обогнул стену дома, подошел к окну и всковырнул иней толстым пальцем. — Ничего не пойму.

— Добрый вечер, мистер Динки, — раздался за спиной мягкий, будто крадущийся, голос, и Боб медленно обернулся, исподлобья глядя на незнакомца.

Как ему только удалось подкрасться в этих сапожищах, первым делом пронеслось в голове у хозяина. Он презрительно сплюнул на землю, демонстрируя свое мещанское пренебрежение к классовым предрассудкам. Потом, оглядев гостя с головы до пят, еще пуще скривился. Незнакомец, высоченный как маяк, длиннорукий, расфуфыренный, точно для придворного бала, не понравился ему с первого взгляда. Возможно, главным образом из-за того, как уставился: ну точно голодающий — на свиной окорок.

— Чего изволите-с? — фыркнул Боб, скрывая дрожь, пробежавшую по спине. Незнакомец был на территории его дома, топтал своим сапожищами его рассаду, а значит, Бобу с ним можно было не церемониться.

— Я бы хотел поговорить с вами наедине, — прозвучал простой, но настораживающий ответ. Колючий взгляд держал на мушке.

— Пж-аста, — притворно расшаркиваясь, усмехнулся Боб. Видя, что чужак не спешит объясняться, а продолжает стоять как солдатик, вытянув руки вдоль туловища, Боб, смекнув, продолжил: — Ах ну да, пардоньте мне мою грубость, ведь не дело же говорить о делах под открытым небом. Вон туда, в ту дверь, пж-аста, там я принимаю таких, как вы. Там, гм, моя приемная, — еле сдерживая хохот, Боб указал рукой на дверь сарая.