Узник зеркала - Муратова

— Что ты позволяешь себе, Финнеган?!

— Что ты позволяешь себе, Крессентия? Если ты по каким-то причинам полагаешь, что я воздержусь от ответного насилия, ты заблуждаешься, — спокойно ответил он, касаясь щеки, куда пришелся удар.

— Я просто не могу оставаться в стороне, когда ты… ты вытворяешь такое, да еще весной! Забрать у человека сердце — каково? Весной! Когда природа под моим покровительством! Когда ты даже не имеешь права здесь находиться!

Над их головами заворочался, заурчал, точно дикий зверь, первый гром. Потянуло сыростью. Колдблад, выпрямившись, сцепил руки в замок за спиной.

— Пусть тебя не интересуют причины моего поступка. Удовлетворись тем, что они были.

— О чем ты вообще толкуешь?! — Крессентия чуть ли не подпрыгивала на месте от распирающей ее ярости. Небо трескалось огненными зигзагами первых молний. — Неужели ты еще не понял? Мы не вмешиваемся в жизни людей, Финнеган, мы не должны, это противоречит всем законам нашего существования. Использовать наши преимущества против людей значит гневить богов. Мы лишь безучастные стражи времен, призванные блюсти хрупкое равновесие мироздания. Ты же не хочешь, чтобы от Хранителей остался лишь прах да кости? Одумайся и верни сердце этому несчастному! — она раскраснелась и часто дышала. Чтобы донести свою мысль, с каждым следующим восклицанием Крессентия все сильнее повышала голос, но ее гневные упреки разбивались о ледяную стену отчуждения. Колдблада нельзя было взять за живое, заставить одуматься, раскаяться. Он слишком тщательно взвешивал свои решения, чтобы его можно было заставить усомниться в их правильности.

— Это было сердце глупого, жестокого человека с разумом примитивным, как у его древнего предка, — нехотя, сквозь зубы выдавил граф. — Веления этого сердца сгубили две жизни — будет справедливо, если оно спасет одну.

— Ах, ну почему же ты не понимаешь?! Мне очень жаль Себастьяна, но кто сделал тебя судьей? Кто дал тебе это право? — она патетически вскинула вверх указательный палец. — Ты не можешь насильно забрать сердце у одного человека и отдать другому. Это неправильно!

— Кто дал тебе право, Крессентия, решать что правильно, а что нет? — Между бровями Колдблада залегла морщинка, точно трещинка на фарфоре. — Кому как не нам, Хранителям, вмешиваться в ход вещей, помогая истине увидеть свет?

— Нет, Финнеган, нет! — Крессентия с жаром затрясла головой, заламывая руки. Сверху начал накрапывать мелкий колючий дождик. — Не это наша миссия, совсем не это! Во что бы превратилось королевство, будь в нем одни короли?

Раскаленная игла молнии вспорола небосвод совсем рядом. На миг, лишь на миг Крессентия ослепла, но, когда зрение вернулось, перед ней уже никого не было. Голос графа зазвучал у нее из-за плеча, и в его хрипловатой глухоте было что-то пугающее. Крессентия не стала оборачиваться, позволив ледяной струйке слов медленно спускаться вдоль ее спины.

— Люди живут во всех мирах, которые мы создаем для них, не считая миров, рождаемых их сознанием. Мы существуем в едином мире, чью гармонию и нерушимость обречены хранить. Но для каждого из нас четверых мир этот свой. Лео, Дитя Цветов, Хранитель юга, вечный ребенок в вечном празднике жизни. Какими словами ты бы описала его реальность? Это игра, которой он самозабвенно отдается и которой нет конца, это смех, ликование, качели, бабочки, солнце, зелень, краски, детство — жизнь, бурная и стремительная, переменчивая и капризная. И мимолетная. Правда? Для Аурелии — Хранительницы запада — мы тоже найдем свои слова. Это зрелость, урожай, итоги, планы, принятие, прозрение, грусть, мудрость. Ты согласна со мной? Из каких нитей спряден твой прекрасный мир мне тоже известно. Три главных шва — это рождение, свет, любовь. До чего дивный мир — мир вечного начала. Недаром люди так тебя любят: для них ты связана с лучшими дарами природы.

— Дары природы не поддаются сравнению, — упрямо прошептала Крессентия, разворачиваясь лицом к графу. Он смотрел в землю.

— Пускай. Не об этом речь. Хочешь узнать, какие слова образуют мой мир? — Он поднял глаза, приблизив лицо вплотную к Хранительнице. — Холод. Мрак. Смерть. Одиночество.

Молнии вспыхивали то справа, то слева. Дождь усилился. Косые холодные струи хлестали по двум Хранителям, не осознающим, что их одежда промокла до нитки, а вода с волос стекает за шиворот.

— Природа циклична. Ничто не может родиться там, где ничто не умирает.

— Гордон был бы лучшим Хранителем, чем я, — не слушая ее, продолжал Ледяной король, его лица не было видно во мраке. — В отличие от меня, он любил холод.

— Нет, он любил могущество, которым холод его наделял. Ты истинный Хранитель. Ты знаешь вечность.

— Все, что меня окружает, умирает. Все, что я люблю, умирает. Моя жизнь положена на алтарь высшей цели. Мои дни так похожи друг на друга, что я перестал их считать. Почему я не могу подарить этому миру что-то стоящее? Почему моя миссия — это разрушение, когда я мечтаю лишь о том, чтобы созидать?

«Созидать?! — чуть не поперхнулась Крессентия. — Именно ради созидания ты выманил сердце у этого пройдохи, о чем столетие назад Ледяные Короли и помыслить не могли!» Все это пронеслось у нее в голове, но она, сглотнув слюну и, возможно, впервые в жизни подавив негодование, молвила совсем иное:

— Я дарю людям любовь, но самой мне любви узнать не суждено. Не случайно меня зовут Девой. Я организую пир, заставляю стол изысканными кушаньями, а сама не могу попробовать ни кусочка и лишь голодным взглядом смотрю, как моими дарами упиваются другие. Лео никогда не вырастет. Аурелия не сможет передать своего наследия.

Ее зеленые глаза заблестели, точно луг, смоченный росой. Дождь теперь падал крупными, холодными каплями. Гроза отступала.

— Вы живете среди людей: не таитесь, не скрываетесь, как преступники или прокаженные.

— Нет, Финнеган. Нет, — вновь повторила она свою присказку. — Хранители севера уходили в добровольное изгнание. Ты избрал путь отшельника не потому, что тебя вынудили наши условия, а потому, что это твой путь. Потому что это то, кто ты есть.

— Конечно, как я мог забыть. Ведь ты считаешь меня чудовищем, — голос Колдблада прозвучал рассеянно и чуть насмешливо, точно мысли вслух. Он все еще не поднимал глаз.

— Это говоришь не ты, а лед, которым ты сам сковал свое сердце… Твоя история должна была сложиться иначе… Помнишь предание, рассказывающее, откуда появились Ледяные?

— Ты так непоследовательна, Крессентия.

Хранительница востока улыбнулась. Дождь перестал накрапывать. Из-за мутной пелены облаков проступил краешек сияющего солнечного диска, бросив на землю прозрачные сети лучей. Откуда-то прилетел белый голубь и устроился на ее плече — Крессентия не стала его сгонять.