Лукреция Борджиа - Женевьева Шастенэ

На следующий день Лукреция отправляет отцу весьма приблизительный портрет своей соперницы: «Графиня Катарина Монтевеккьо выше сеньоры Джулии на шесть пальцев, у нее чуть полноватая фигура, белая кожа, красивые руки, словом, это довольно интересная особа, однако у нее неприятный рот, ужасные зубы, белесые глаза, плохая форма носа, отвратительный цвет волос и лицо длинное, как у мужчины. Изъясняется она изящно и легко. Я видела, как она танцевала, мне она совершенно не понравилась. Словом, что ни возьми, presentia minuit famam («ее внешность не делает ей чести»)1. Зато Джулией Лукреция по-прежнему восхищается, и ей не противоречит гуманист Якопоне Драгони, который пишет своему хозяину Чезаре Борджа: «Смуглая кожа, круглое лицо и пылкий характер — вот что так привлекает в сеньоре Джулии».

Несколько дней спустя одна испанка из свиты Лукреции — донна Лукреция Лопес, дочь ватиканского датария Лопеса, выходит замуж за Джанфранческо Ардицио, придворного врача Сфорца. После церковного обряда все собираются на пир в piano nobile[6] дворца, и Лукреция сидит во главе стола. Многочисленные канделябры блещут всеми своими свечами на гигантском столе, стаканы из цветного муранского стекла играют пестрыми бликами, а посланные в Пезаро тарелки из майолики делают сервировку поистине великолепной. Лакеи, обутые в туфли с войлочной подошвой, двигаются бесшумно, и слышно только, как поют оду новобрачным да легкий шепот фонтанов. Гости погружаются в блаженное состояние, они чувствуют себя счастливыми, они словно заключают безмолвный договор: наслаждаться сегодняшним днем, приятной беседой, пряными запахами соуса, поданного к миногам, букетом вин. Задумчивое, словно точеное, лицо Лукреции понемногу оживляется, и она постепенно втягивается в атмосферу праздника, хоть и сохраняет некоторую сдержанность.

Ее современники все еще сомневаются в том, знакомо ли ей наслаждение и способна ли она ради него на безумства. Однако порой она бывает расположена к сладострастию, что проявляется в неистовых порывах, приправленных невинностью.

Благодаря Камилле Арагонской Пезаро превратилось в центр изготовления художественной майолики, и Лукреция может любоваться блюдами из расписного фаянса, например, тем, на котором изображен Соломон, поклоняющийся идолу (теперь оно в Коррерском музее). Плененная этим искусством, Лукреция часто заходит в гончарные мастерские и решает попробовать свои силы, выбрав в учителя отца Рафаэля. Джулия тоже пишет отчет папе об их мирной повседневной жизни:

Ваша дочь ведет себя с истинно королевским достоинством, ее манеры вызывают восхищение, а гостеприимство, оказанное ею бежавшим от турецкой тирании грекам, будоражит умы. Пение, танцы и музыка по-прежнему занимают значительное место в нашей жизни… Ваше Святейшество находится далеко от нас, а поскольку мое благополучие и счастье полностью зависят от Вашего Святейшества, то я не в силах испытать ни удовольствия, ни удовлетворения от моего нынешнего житья, поскольку сердце мое пребывает с моим сокровищем… все — суета, кроме радости припасть к ногам Вашего Святейшества2.

Смесь лести, искренности, дерзости («мое сокровище») и почтения. В этих нескольких строчках раскрывается вся сложность личности Джулии. Она очарована предстоятелем Церкви, ей лестно, что он находится во власти ее чар, она хочет многого добиться — не для себя, а для своей семьи, и она использует все нюансы лести и даже кокетство. Исполненная лукавства, она поет дифирамбы своей сопернице Катарине Гонзага, и в результате мы имеем удовольствие прочесть послание любовника Джулии, в котором он отвечает на ее письмо:

По тому удовольствию, с коим ты описываешь красоту этой особы, недостойной даже развязывать шнурки на твоих туфлях, мы поняли, что ты повела себя весьма скромно, и знаем, почему ты так поступила: тебе ведомо, что другие, писавшие нам, уверяют, что рядом с тобой она выглядела, словно фонарь рядом с солнцем. Когда ты описываешь, насколько она красива, мы имели возможность оценить, как велико твое совершенство, которое, по правде сказать, мы никогда не ставили под сомнение, и мы хотели бы, чтобы ты была полностью и целиком привязана к человеку, любящему тебя больше, чем кто-либо другой на свете. И когда ты примешь окончательное решение, если еще не сделала это, мы признаем тебя настолько же мудрой, насколько ты совершенна3.

Появившееся в письме Александра VI слово «полностью» позволяет предполагать, что он опасается возвращения к Джулии ее супруга Орсо Орсини.

А Лукреция, безучастная к этой переписке, без сил лежит в постели в окружении врачей, которые не могут разобраться в природе ее заболевания. Даже шутки и проказы карликов и шутов не могут развеселить ее. Не на шутку встревожившись, Франческо Гасето сообщает папе о близкой смерти его дочери. Каждый день гонцы мчатся из Пезаро в Ватикан, откуда потрясенный отец так же спешно отправляет посланцев в Пезаро. Однако к концу недели Лукреция поправляется и уже может сама успокоить понтифика, а он в ответ пишет ей следующее:

Лукреция, дорогое мое дитя, в беспокойстве о тебе мы провели четыре или пять мучительных дней, исполненных тревоги от ужасных известий о том, что ты умерла или же настолько больна, что не остается никакой надежды на твое спасение. Ты можешь себе представить, что последовало за этими слухами, какую боль чувствуем мы в своей душе, ибо огромна любовь, кою питаем мы к тебе, как ни к одному существу в мире. Все то время, что мы не получали писем, начертанных твоей рукой, наш дух постоянно пребывал в беспокойстве; впрочем, неровный почерк в твоем нынешнем письме говорит о том, что ты еще нездорова. Возблагодарим же Господа и преславную Деву Марию за то, что они спасли тебя от всякой опасности4.

В начале июля 1494 года угроза французского нашествия становится реальной, а оно представляет опасность для Джованни Сфорца. Используя дочь как посредника, папа предлагает зятю оставить службу у его дяди Лодовико, который платит ему нерегулярно и, возможно, в дальнейшем собирается платить еще меньше. Александр VI пишет: «…видя, что мы вступили в союз с королем Альфонсом, и зная, кем приходится нам Джованни, и что поэтому у него нет иного выхода, кроме как подчиняться нашей воле, сеньор Лодовико не захочет давать ему деньги». Папа хочет, чтобы Джованни взял на себя командование одной из неаполитанских бригад и незамедлительно уведомил об этом.

Ужасная дилемма для графа Пезаро. Как владелец феода он зависит от своего тестя, но в то же время связан семейными узами с Карлом VIII. Будучи не в состоянии сделать выбор, он ввязывается в двойную игру: берется командовать неаполитанским полком и в то же время сообщает родным в Милане о силах и передвижениях армии, на стороне которой сражается.

Если Лукреция ничего не замечает, то у Александра VI есть кое-какие подозрения, и в сложившихся обстоятельствах он предпочитает, чтобы три дорогие ему женщины вернулись в Рим. Однако для начала он хочет, чтобы Адриана выведала истинные намерения зятя.

Если до сих пор, — пишет он своей племяннице, — он ничего вам не рассказывал о своих замыслах, действуйте осторожно и незаметно, действуйте так, как считаете нужным, чтобы докопаться до его подлинных мыслей. Если Джованни согласится на то, чтобы Лукреция ехала вместе с вами, тогда как сам он останется в Пезаро, чтобы проводить обучение войск и охранять город и свое государство, особенно сейчас, когда французы прибывают по суше и по морю, я буду более настойчиво писать вам, поскольку нахожу нежелательным ваше нынешнее пребывание в Пезаро, учитывая множество вооруженных людей, собирающихся в этом краю5.