Лабиринт для Слепого - Андрей Воронин

«Наверное, снимает квартиру, а может, живет у кого-нибудь в мастерской?.. Но у нее есть ребенок…»

Глеб это знал точно. Знал, что у Тамары Колотовой семилетняя дочь и зовут ее – вот такое странное совпадение – Анюта. Такое совпадение показалось Глебу Сиверову доброй приметой, и он надеялся, что не сегодня так завтра обязательно найдет Тамару, ведь больше зацепиться не за что. Это единственный реальный шанс, единственная ниточка, которая может привести к поставщику наркотиков. Но кто был этим поставщиком и где его можно встретить, Глеб абсолютно не представлял. Пока не представлял. Но он был твердо уверен, что если уж ему повезло раздобыть портрет Тамары Колотовой, то в самое ближайшее время найдет и ее и потом сможет раскручивать клубок дальше.

Ночевал эти дни Глеб в своей мастерской. Время от времени он звонил Ирине Быстрицкой, разговаривал с семилетней Аней, и эти разговоры придавали силы, которые были необходимы для бесконечных шатаний из одной мастерской в другую.

Кто-то видел Тамару неделю назад, кто-то два дня, кто-то столкнулся с ней на улице, но никто не знал, где се можно отыскать сейчас, завтра или послезавтра. Глеб видел уже много портретов Тамары, видел даже абстрактные скульптуры, которые были слеплены с нее. Он уже представлял эту женщину почти до мельчайших подробностей, а может быть, ему только казалось, что он представляет ее абсолютно точно. Ведь ни один художник не рисует модель объективно, каждый привносит что-то свое, каждый видит один и тот же предмет, одного и того же человека по-своему. И если взять двадцать художников и заставить их нарисовать одно и то же яблоко или одно и то же дерево в поле, то, естественно, все они нарисуют разные яблоки и разные деревья. И ни одна картина не будет похожа на другую. Глеб это прекрасно понимал.

Наконец, ему повезло. Молоденький график, занимающий мастерскую на чердаке, сказал, что знает, где найти Тамару Колотову. Правда, перед этим он поинтересовался у Глеба, зачем она ему и кем он ей приходится.

– Да никем. Просто попросили. Хотят вернуть ей деньги за работу.

– О! – воскликнул молодой график, всплеснув руками. – Чему-чему, а деньгам Тамара обрадуется. Думаю, у нес с ними проблема. Я ей два дня назад одолжил двадцатку баксов. Правда, она эти деньги давным-давно отработала, но тем не менее, с деньгами у нес сейчас туго.

Глеб поблагодарил графика и, обрадованный, с адресом на клочке плотной бумаги, сбежал с седьмого этажа вниз: лифт в этом доме не работал.

Уже сев в машину, Глеб почувствовал какой-то странный зуд в ладонях. И он вспомнил примету: когда чешется левая ладонь – это к деньгам, а когда правая, значит, встретишь хорошего человека.

– Ну что ж, Тамара, скоро я до тебя доберусь.

Он пока не представлял, как и о чем будет с ней разговаривать, ему нужно было увидеть ее, услышать голос, а потом – Глеб это знал – все получится само собой.

За брючным ремнем у него не было сейчас пистолета – его любимого армейского кольта, – не было даже ножа в кармане. На сиденье машины лежала спортивная сумка. Правда, в сумке тоже оружия не было, там находились бутылка хорошего шампанского, бутылка водки и два наброска, сделанных художником-монументалистом – тем, бородатым, в пыльной, захламленной мастерской.

Глеб Сиверов быстро нашел нужный адрес. Один из послевоенных домов в районе станции метро «Шаболовская».

Он поднялся на последний этаж и остановился перед дверью, обитой досками. Дверь была поцарапана и изуродована множеством всяких надписей.

Глеб пару минут постоял, внимательно рассматривая дверь.

«Заходили. Тебя не было». «Васька, ты сволочь!!!»

«Водка куплена, ждем тебя в мастерской. Звони, приезжай. Мы тебя любим. Юля и Клава».

Сиверов улыбнулся и постучал. Очень долго никто не отзывался. Наконец, из-за двери послышался женский голос:

– Кто там?

– Свои, – непринужденно произнес Глеб.

– Кто свои?

– Мне нужен Василий, мне сказали, я смогу найти его здесь, – и Глеб назвал имя и фамилию молодого графика, который дал ему этот адрес.

Послышалась возня, звякнул ключ, и дверь приоткрылась. В кожаной куртке, накинутой поверх халата, в дверном проеме стояла Тамара Колотова. Ее глаза были красными, на щеках так же алели пятна, руки дрожали, губы кривились. Казалось, что она вот-вот разрыдается и бросится Глебу на грудь. Но женщина вместо этого отпрянула от двери, прижалась к стене, словно пес, ожидающий предательского удара.

– Не бойтесь, не бойтесь, – сказал Глеб, переступая порог. – Вы что, здесь одна?

Тамара кивнула растрепанной головой:

– Да, одна.

– А где Василий? – беспечно, но с любопытством осведомился Сиверов.

– Он уехал на этюды.

– Какие еще этюды?

– Ну, уехал на пленэр, писать пейзажи, – с трудом проговорила Тамара, и ее красивый рот неприятно скривился.

– А почему он мне ничего не сказал?

Колотова пожала плечами.

– А вы кто будете?

Глеб изобразил удивление:

– Как это кто? Друг Василия.

– Что-то я вас никогда раньше не видела…, – Тамара вдруг замолчала, прикрыв лицо руками.

– Что это с вами? Чего вы плачете? Что-то случилось? Может, я могу чем-нибудь помочь? – Глеб участливо наклонился к ней.

– Нет-нет, помочь вы мне не можете. Ничего, сейчас пройдет.

– Но войти-то мне хоть можно?

– Да, да, входите, – как-то абсолютно равнодушно и беспомощно махнула рукой Тамара. – Входите, располагайтесь. Вася уехал и оставил мне ключи, сказал, чтобы поливала цветы. Развел тут этих цветов целое море – и здесь, и на подоконнике, и даже на крыше, в ящиках.

Глеб осмотрел мастерскую: низкое, длинное помещение с несколькими мольбертами, с кульманом и стеллажами, плотно заставленными самоварами, горшками и гипсовыми слепками. Посреди узкой комнаты, ближе к окну, стоял приземистый стол. У окна примостился длинный радиатор. Диван располагался в углу, за холщовой ширмой. С потолка на проводах свисали лампы под абажурами. И где только можно было, повсюду стояли цветы: в вазах, горшках, обыкновенных консервных банках, в пакетах из-под молока, в каких-то странных, невообразимых стеклянных и керамических емкостях.

– Ого, сколько у него цветов! – присвистнул Глеб.

– Да, Василий сошел с ума. Они ему нравятся. А я от их запаха дышать не могу.

– Что, аллергия?

– Да никакой у меня аллергии нет, – вновь беспомощно махнула рукой Тамара Колотова.

Ее кожаная куртка сползла и упала на чисто выметенный пол.

Глеб Сиверов тут же заметил на локтевом сгибе левой руки Тамары следы от уколов.