Туманные аллеи - Алексей Иванович Слаповский

были открыты, он увидел, что в каютах двухъярусные кровати, очень тесно, сумрачно, какое удовольствие путешествовать в подобных условиях, непонятно.

Потом поднялся на шлюпочную палубу. Здесь было пусто, сложенные шезлонги лежали стопками, никто на них не загорал – к вечеру задул сильный ветер, порывистый и холодный, будто осенью; по небу быстро, обгоняя теплоход, летели тучи, серо- голубые снизу и белые сверху.

На лавочке у перил лежала и дремала, вытянувшись, дымчатая кошка. Ветер ерошил ее пушистую шерсть, она изредка постукивала хвостом, будто отзываясь на порывы ветра, давая ему знать: да, ты дуешь, я чувствую, что дальше?

Глебу захотелось ее погладить. Он подошел. Кошка открыла глаза. Глеб протянул руку и сказал: «Кис-кис, хорошая моя!» Кошка села, подняла переднюю лапу и начала старательно вылизываться, словно показывала Глебу, что занята делом. Потом вскочила, мягко спрыгнула и неспешно пошла куда-то.

Стало скучно, Глеб вернулся в каюту. Лежал, смотрел телевизор, по которому крутили старые фильмы.

Тем временем за окном потемнело, тучи обложили небо, засверкали молнии, загрохотал гром, начался дождь. Не ливень, который быстро проходит, а потом все проясняется, – дождь ровный, нудный, долгий, будто в октябре.

Сейчас бы выйти на палубу, постоять, промокнуть и замерзнуть, а потом вернуться, принять горячий душ, одеться в сухое и чистое и выпить, коротко помечталось Глебу. Но нет, известно, чем это может кончиться.

Пришел капитан – в белой, наглаженной до стрелочек рубашке, благоухающий одеколоном и коньяком.

– Огромная просьба у пассажиров – выступить.

– Я вообще-то отдыхаю тут.

– Понимаем. Хотя бы полчаса. Очень просят.

– Что? Петь, стихи читать?

– Необязательно. Просто, как это называется, – творческая встреча.

– Вот вы – задаром работаете? Ведь нет?

– Понимаю. Мы бы рады заплатить, но у нас не предусмотрено. Если бы заранее знать. Но могу связаться с руководством, как-то увяжем вопрос.

– Нет. Дело не в деньгах. Нет настроя, понимаете?

– Жаль. А – посидеть немного со мной, с отдельными людьми? Выпить чего-нибудь хорошего? Я двадцать лет на воде, такое могу рассказать!

– Спасибо, тоже нет. Хотя… В такую погоду, наверно, пассажирам тоскливо.

– Именно!

– Ладно. В девять часов устроит?

– Идеально!

За ужином Глеб спросил подававшую Нину:

– Вы вечером что делаете? Часов в девять?

– Работаю.

– Разве? Ужин кончится уже.

– Убираем, посуду моем, на завтра все готовим. Мы тут и за уборщиц, и за поварих.

– Чтобы заработать?

– Ну да.

– А я небольшой концерт для пассажиров даю. В девять. Очень хотел бы вас видеть.

– Это приятно. Попробую.

Попробует она, с досадой думал Глеб, возвращаясь к себе. Нет чтобы вспыхнуть радостью, как обычно бывает: сам Демьянов на свое выступление пригласил! И ведь лукавит она, обманывает себя. Глеб очень даже разбирается в женщинах, он видел в ее глазах интерес. А еще затаенную какую-то печаль, подобную хронической болезни, к которой привыкаешь, но которая уже никогда не отпустит.

Не выдержит, придет, обязательно придет.

В девять он был за роялем, весьма приблизительно настроенным, но Глеб и играл приблизительно, аккордами. Зато пел хорошо, задушевно, предпочитая добродушные и лиричные песни из старых советских фильмов, сердечно умиляющие людей среднего и старшего возраста, а таких здесь было большинство.

– А вот скажите… – начал было кто-то в паузе, но Глеб тут же: – Нет, не скажу. Ничего не буду говорить, дорогие мои. В интернете моих разговоров полно, если кому интересно. Только петь буду – потому что хочется. Можете подпевать, кстати.

И подпевали, особенно когда Глеб завел «Подмосковные вечера». Безошибочная песня.

Но Нины не было. Глеб пел и ждал, а она все не появлялось. Заметил, что некоторые из тех, кто стоял сзади, начали исчезать. Да и в глазах сидящих появилось знакомое Глебу выражение усталого внимания. Он всегда хорошо чувствовал зал, улавливал момент, когда пора заканчивать. Но спел еще пару песен. Нина не пришла.

После концерта капитан жал руку, благодарил, зазывал к себе в каюту.

И Глеб пошел.

Предвидел, чем все кончится, но даже не колебался, наоборот, первую стопку махнул так, будто бросал вызов кому-то.

– Наш человек! – воскликнул капитан.

Был тут и пожилой старпом, и еще кто-то, была дородная раскрасневшаяся дама лет пятидесяти, то есть почти ровесница Глеба, однако ему она казалась старухой. Дама, к счастью, вскоре ушла, на прощание всплакнув и поцеловав сидящего Глеба в темечко.

Глеб сказал:

– А вот у вас официантка есть, красивая такая, Нина.

– Нина? Я их толком не знаю, набрали недавно новых, а что? – спросил капитан. – Понравилась? Пригласить хотите?

– Да.

– Сделаем! – бодро пообещал старпом. – Я знаю, про кого вы, тоже обратил внимание! – он скосил лицо набок и зажмурил глаз, изображая молодецкое подмигивание.

И ушел, и вскоре вернулся с Ниной, которая была в халате и наброшенной на плечи вязаной кофте.

– В чем дело? – спросила она, обращаясь к капитану. – Зачем вы меня позвали?

– Артист пообщаться хочет.

– Что?!

Глеб понял, что сейчас все может рухнуть, вскочил, подошел к Нине, очень аккуратно взял под руку.

– Нина, ради бога, простите, пойдемте, все объясню!

Он вывел ее на палубу. Но тут были окна кают, где многие еще не спали.

– Туда пойдемте, – он показал в сторону лестницы, ведущей наверх.

– Зачем?

– Все объясню!

Дождь прошел, но было еще сыро, прохладно. А ветер утих. Теплоход плыл по ночной реке почти бесшумно. Берега были окутаны лесом, молчаливым и темным.

– Слышите, какая тишина? – спросил Глеб.

– Вы что хотели? Мне вставать завтра в половине шестого.

Нина смотрела на Глеба отчужденно, с открытой неприязнью. Так смотрела перед уходом третья жена. Но она-то хотя бы имела причины, знала, почему так смотрит. А этой что плохого он сделал?

– Нина, вы не подумайте, я просто… – Глеб сбился. И вдруг спросил: – Вы замужем?

– Да.

– И дети?

– Дочь.

– И счастливы?

– Вы можете объяснить, чего вы хотите?

– Ё, да тебя я хочу, не видно разве! Смертельно, как никого и никогда! – от всей души воскликнул Глеб, хотя, возможно, это была фраза из какой-то его роли. Он столько их сыграл, что сам иногда не отличал, когда говорит от себя, а когда цитирует какого-то персонажа.

– Сочувствую, – сказала Нина. – Но это не ко мне.

– Вот только не ври! Я же видел, как ты смотрела на меня! Зачем себя обманывать? Сейчас я скажу честно. Слушаешь?

– Слушаю.

– У меня так уже было. Очень давно, я школу заканчивал тогда. Увидел в троллейбусе девушку. И – как удар током. Обморок наяву. Шел за ней до дома, как на веревочке. Потом познакомились. Потом сумасшедшая любовь, но я учиться уехал, она осталась. И как-то… Но я