Туманные аллеи - Алексей Иванович Слаповский

всю жизнь это помнил. Очень хотел, чтобы повторилось. И – ни разу. А тебя увидел – и опять. Как током. Обморок. Я серьезно. Ты понимаешь? Черт знает сколько лет ждал – и дождался.

На самом деле у Глеба никогда не было ни удара током, ни обморока. Того, что называют любовью с первого взгляда. Все любови начинались постепенно, сначала интерес к лицу и телу, потом понимание, что женщина подходит прочими качествами, что с ней, пожалуй, можно и пожить. Но он знал, что такое бывает, он этого хотел, он играл на сцене и съемочных площадках подобные эпизоды, поэтому вполне достоверно чувствовал себя в предложенных собой же обстоятельствах. Любая бы поверила.

Но Нина лишь пожала плечами:

– Сочувствую, но я-то при чем?

– При всем. Я смотрю на тебя, и знаешь что думаю? Что все мои роли, все мои фильмы, все мои спектакли, слава, деньги – все это ерунда. Все это мне не нужно, если тебя не будет рядом.

– Вы пьяный.

– Немного, да.

Тут он схитрил, пошатнулся, ухватился за что-то рукой.

– Нехорошо мне, если честно. Проводи, пожалуйста.

Она довела его до каюты, он опирался о стены, когда шел. Открыв дверь, споткнулся, упал, тут же встал, сел в кресло.

– У меня там… В холодильнике… Пожалуйста…

Нина пошла к холодильнику. Он вскочил, обнял ее сзади, поцеловал в шею, повернул к себе. Потянулся губами. Нина уперлась ему руками в плечи, а потом быстро и точно ударила кулаком в нос. Сразу же пошла кровь. Нина схватила со стола бумажные салфетки, прикладывала, а сама озабоченно оглядывала ковер под ногами – не запачкался ли?

– Сядь! Держи салфетку!

Она усадила Глеба в кресло, прижала его руку с салфеткой к носу.

– Больно! – вскрикнул Глеб.

– А не надо лезть! Ну, все? Успокоился?

– Ты мне не поверила? Я тебе от всей души, а ты…

– Хватит уже! Дай посмотрю.

Она убрала его руку с салфеткой, осмотрела нос.

– Кровь не идет. Жаловаться будешь завтра?

– Ты считаешь, что я…

– Я не считаю, а знаю! Клиент всегда прав, думаешь, я хочу штраф за тебя иметь?

– Я не прав. Я не буду жаловаться.

– И на том спасибо. Спокойной ночи.

– Постой!

– Чего еще?

Он долго копошился в кармане, будто там было много чего, но вытащил только телефон.

– Давай селфи сделаем. Иди ко мне. Только селфи. На память. Иди сюда, давай сделаем. Только селфи – и все.

– Спасибо, в другой раз.

– Нина, не бывает другого раза. Никогда. В принципе. Ладно, тогда я тебя сниму. И буду смотреть.

Он наставил на нее телефон, нажал, но вспышка осветила только спину Нины, которая отвернулась. И вышла.

Глеб достал из холодильника литровую бутылку виски «Jack Daniels». Он не собирался пить, он взял ее на всякий случай – угостить кого-то, например. По крайней мере, так он себе говорил, когда укладывал ее в чемодан.

Налил полстакана, выпил.

Среди ночи пассажиров разбудили истошные крики:

– Нина, я люблю тебя! Я всю жизнь тебя искал! Где ты?

Начали возмущаться, кто-то пошел к капитану.

Глеб тем временем забрался на шлюпочную палубу, пытался спустить на воду одну из лодок, но не понял, как это сделать. В бешенстве принялся хватать шезлонги и бросать их в воду. Прибежавшие капитан, старпом и палубные рабочие схватили его, он яростно вырывался, кого-то ударил. Пришлось связать.

Утром, причалив, сдали его вызванному заранее наряду полиции. Полицейские составили протокол. Старпом, присутствовавший при этом, упирал на материальный ущерб в виде трех безвозвратно утерянных шезлонгов. Глеб спросил, сколько стоят, старпом назвал сумму, до смешного незначительную, – по крайней мере, для Глеба. Он тут же заплатил.

Полицейские отвезли Глеба в Коломну, в отдел, где вполне мирно побеседовали, взяли штраф, законно осведомившись, нужна ли расписка. Глеб сказал, что не нужна, его отпустили.

Он тут же купил для поправки бутылку виски, тут же, в магазине, отхлебнул, вышел на улицу, остановил такси и сказал, что ему нужно в Москву.

Таксист был страшно рад такой выгодной поездке – да еще с таким пассажиром. Начал расхваливать сериалы и фильмы с участием Глеба, тот оборвал:

– Командир, извини, если будешь молчать до Москвы – доплачу. И без музыки. Хорошо?

– Хорошо.

Через три дня он сидел на коне, болезненно потея в древнерусском наряде, а отвратительно энергичный и бодрый режиссер кричал:

– Камера! Мотор!

Ленка и Настя

…Зимой Левицкий был скрытно влюблен в Дарию Тадиевну, а до нее испытывал некоторые чувства к Зойке.

И. Бунин. «Зойка и Валерия»

Неожиданно пришло сообщение от Елены: «Антон приезжай я тут схожу с ума».

Антон Ставровский, заместитель редактора популярного общественно-политического журнала, в это время был на совещании, не мог говорить, ответил письменно: «Что происходит?»

«Сказала же схожу с ума», – был ответ.

Смутило, что без запятых. Елена, даже сойдя с ума, синтаксический этикет соблюдет, она редактор все-таки. И поэтесса. Но поэзия не кормит, поэтому редактор. Правда, и редактура не кормит, зато есть муж Виктор Канцелевич, успешный телевизионный работник. Вернее, был.

Антон познакомил их пять лет назад. Он тогда сам имел виды на Елену, учитывая, что она была свободна. Хотел сделать для нее что-то доброе, позвонил школьному товарищу Канцелевичу: нельзя ли устроить для талантливой Елены Кадомцевой какой-нибудь эфир?

– У нас не канал «Культура», – ответил Канцелевич, – да и на «Культуре» со стихами не очень-то пробьешься, а жаль – женщина штучно красивая, высокого полета, сразу видно.

– Откуда тебе видно-то? – спросил Антон.

– В интернете, тут фотографии ее. Она и в жизни такая?

– В жизни лучше.

– Надо что-то придумать, – озаботился Канцелевич. – Ты меня познакомь с ней, мы обсудим.

Вот и поехали туда же, где Елена находится сейчас, на старенькую дачу ее мамы в Кратове. Канцелевичу было тогда двадцать шесть, но он уже вовсю строил карьеру. Елене было двадцать девять, ее дочери Насте – десять. Елена имела за плечами короткий брак с другом детства, от которого и родила Настю, потом два сумбурных года с довольно известным актером. Издала две книги стихов, удостоилась благосклонных отзывов критиков, появились и поклонники, восторженно встречающие каждую ее публикацию в журналах, в том числе сетевых.

За дачным столом, когда их угощали, Канцелевич тихо говорил Антону:

– Так не бывает. И умная, и красивая, и талантливая.

– Даже не пытайся, моя очередь!

– А ты откуда вообще ее знаешь?

– Работал в издательстве, встретились, подружились.

– Встречался с ней?

– Нет. Она замужем была.

– И что?

– Ничего.

– Это хорошо, что