Книга колдовства - Джеймс Риз
Шрифт:
Интервал:
— А сейчас уходи, Каликсто, прошу тебя. Приходи завтра в собор, в этот самый час.
Неужели я думала, что на следующий день будет легче раскрыть секреты? Не могу сказать наверняка. Помню только радость по поводу того, что синие очки скрывают мои глаза: хорошо, что Каликсто не увидел моих слез.
— А где ты… — начал он, обводя рукою широкий круг, куда мог бы поместиться весь город.
Мне тоже хотелось бы знать, куда я пойду. Где мне найти ночлег? Стану ли я искать Себастьяну и К.? Или мне вообще лучше держать свои тайны при себе?
Каликсто наконец пошел прочь. Судя по тому, как он оглядывался (он сделал это раза два), сутулился и опускал голову, не трудно было догадаться: он думает, что я исчезну. Его можно было понять: в таком городе, как Гавана, легко может исчезнуть любой, а не только ведьма. (Есть сестры, всю жизнь прожившие в параллельных «теневых городах», очень похожих на настоящие Эдинбург, Амстердам, Новый Орлеан, и никогда не показывавшиеся перед посторонними.) Когда я увидела, как Кэл пересек Калье-Монсеррате, а затем пропал из виду, растворившись в глубине квартала Экстрамурос, мне самой захотелось исчезнуть. Я унесла бы с собой все мои тайны и своей ложью свела бы на нет мою жизнь.
О, как ненавидела я себя в ту минуту! Сидя на скамье, я кляла собственную нерешительность самыми крепкими французскими ругательствами, затем перешла на непристойную американскую брань, которой выучилась на Манхэттене от самых вульгарных из сестер, проживавших в тамошнем Киприан-хаусе, доме удовольствий. Если бы кто-то увидал меня в тот момент, он принял бы меня за безумную, потому что я принялась громко сетовать на свое малодушие. Потом мне это надоело, я встала и произнесла по-французски (представьте себе, вслух):
— Plus jamas! Довольно!
То была, наверное, моя клятва, мое обещание, данное самой себе. Я расскажу все. Хватит лгать. Начинается новая жизнь.
Поспешно — причем до такой степени, что чуть не плюхнулась в дорожную пыль и не оказалась под высоченными колесами одного из тех экипажей, что являются истинными кубинскими диковинками: только представьте себе эти volantes, влекомые конными упряжками по оживленным улицам, — так вот, я чрезвычайно поспешно пересекла улицу Калье-Монсеррате и ринулась к городским воротам. Однако Каликсто нигде не было видно. Я остановилась и услыхала, как бьют часы на часовой башне, и в этот миг для меня начался мучительно длинный отсчет двадцати четырех — нет, теперь уже двадцати трех — часов, оставшихся до той долгожданной минуты, когда закончится моя жизнь во лжи.
Не зная иного пути, кроме того, по которому мы уже прошли, я повернула назад и побрела по Калье-Обиспо по направлению к часовой башне. И только когда я поняла, что иду на Калье-Игнасио и приближаюсь к постройкам, похожим на нечто вроде окруженного стеной городского монастыря (если судить по изобилию продававшихся рядом цветов и множеству дуэний под мантильями, окружавших своих девственных подопечных), я развернула свою карту Гаваны. Я хотела найти место, где нам с Каликсто предстояло встретиться.
Ну да, вот же он, прямо на углу Калье-Игнасио и Дель-Эмпедрадо, тот самый собор. Его архитектура, как и замшелый от времени фасад, красноречиво свидетельствовала о многовековой истории испанского владычества на Кубе. Внутрь я не пошла. Вместо этого я смотрела, как женщины толпятся у невероятно большого портика собора, выходящего на площадь Эмпедрадо. Белые дамы были одеты в черное, а черные в белое, и этот незамысловатый костюмированный бал подсказал мне, что делать дальше.
Да, платье! Ибо без Каликсто, чье присутствие действовало ободряюще, меня внезапно охватил страх разоблачения. Это предчувствие нахлынуло, пока я задумчиво изучала карту города и вдруг обратила внимание, как близко отсюда находятся порт, площадь Плаза-дель-Армас и Губернаторский дворец. Нет, лучше мне все-таки не появляться в центре города. Меня могут схватить власти — ведь документы у меня поддельные — или кто-то из экипажа «Афея». Итак, решено — платье.
Наверное, на то были и другие причины. Я скучала по женским безделушкам, пышным украшениям, всяческой мишуре. Слишком долго мне пришлось носить брюки. И я не сомневалась: когда Каликсто увидит меня в платье, он будет поражен моей второй, женской ипостасью. Да, решено: завтра к нему явлюсь та же я, но только куда более настоящая, истинная. И вправду, раз я решилась рассказать ему все, надо и показать ему все.
Просто поразительно, что в то время я могла думать о таких вещах!
Helas, я решилась и спешно вернулась в магазин, мимо которого совсем недавно прошла. Помню, он находился на пересечении Калье-Обиспо и улицы Сан-Игнасио. Под вывеской «Лa Диана» я приобрела отрез самой лучшей льняной ткани, какую можно найти только в Гаване, где ее называют «болан». Она была в бело-голубую полоску, и я совершенно не задумалась о том, насколько непрактична такая покупка. Это был некий порыв. Я заметила болан на сплетенном из прутьев манекене, стоящем в витрине, и увидела — да, буквально увидела свое платье, сшитое из него. (Заметьте, увидела не внутренним зрением сестры-провидицы, ведьмы, а так, как случается с женщинами, совершающими подобные покупки, c'est tout.[36]) Едва прикоснувшись к ткани, я не стала торговаться и уплатила, сколько просили. От владелицы «Ла Дианы» я узнала адрес портнихи — точнее, белошвейки — и отправилась к ней, отыскав адрес на плане города. Дом портнихи стоял на Калье-Офисиос. Там я нашла не только рекомендованную белошвейку, но и живущих поблизости ее товарок, сведущих в смежных ремеслах: модисток, закройщиц, торговок обувью и многих других, в большинстве своем отпущенных на свободу чернокожих рабынь и мулаток, рожденных уже на Кубе. Вскоре, успешно справившись с некоторыми трудностями, я стала владелицей небольшого гардероба. Все мои новые платья вышли из моды в прошлом сезоне — я особо настаивала на том, чтобы все выглядело именно demode,[37]чтобы лучше смешаться с толпой местных дам и не привлекать завистливых взглядов. Приобрела я и кое-что из мужского платья, но прежде всего меня интересовали женские аксессуары, всяческие причуды и прихоти — от тех предметов дамского обихода, о коих не говорят вслух, до броши, так и сверкавшей в лучах солнца. Эта брошь подошла бы даже к кружевному жабо самого Короля-Солнца. Помнится, я также купила перчатки из мягчайшей кожи козленка. А туфли были на таких высоких каблуках, что стало больно ступням. Но меня это не огорчало — я не сомневалась, что вскоре к ним снова привыкну.
Когда белошвейка спросила, куда ей доставить заказ дня через два, когда она дошьет мое платье из болана, я растерялась и молча стояла пред ней, не зная, что ответить. Я и так налгала ей с три короба, рассказав на смехотворном испанском придуманную историю: дескать, хочу сделать сюрприз надень рождения моей сестре, которая, к счастью, того же роста, что я, и во всем остальном сложена в точности как я… ну, почти в точности. А потому белошвейке надлежало скроить платье так, словно оно шьется на меня. Снять мерку я ей все же не разрешила да еще бегала и уворачивалась от ее портновского метра так, словно за мной гонялась оса. «Нет, нет, — приговаривала я при этом, — no necessito!»[38]В конце концов белошвейка сдалась. Решили, что если где-нибудь потребуется переделка, то это можно будет сделать потом. Но как же насчет доставки?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!