Земля помнит всё - Тиркиш Джумагельдыев

сходить к ее отцу? Слава богу, не чужие ведь, каждый день на работе встречаются… Отец Ораза уважает.

— Сходи к нему, Ораз. Сам сходи.

— Ты что, серьезно? Уж если он отца выгнал!..

— А тебя не выгонит! Точно тебе говорю. Он же не против, я знаю. Они б мне сказали, если против.

Ораз помолчал.

— Ну, а если твой отец с лестницы меня спустит? — озадаченно спросил он. — Тогда что будем делать? Пойдешь против его воли?

Дурсун не ответила.

— Ты вот что, — сказала она. — Делай, что тебе положено. А за меня не беспокойся.

— Я, конечно, могу сходить… Но пойми, глупо это! Припрусь как дурак!..

— Если ты будешь ругаться, я уйду!

— Постой! — Ораз схватил ее за руку.

— Нет, пусти!

— Ну не сердись! Давай лучше подумаем, решим, что делать.

— Делай что хочешь! Знай одно, отец не против, голову даю на отсечение! — И она решительно выдернула у него свою руку.

— Не уходи, Дурсун.

— Нет, я пойду. А ты стой и не выходи, пока я вперед не пройду.

Она пробралась сквозь заросли тутовника, оглядела улицу… И вдруг отскочила, словно наступив на змею. Ораз обхватил ее за плечи.

— Ты что?

— Тише… Отец!..

Ораз хотел обнять ее, унять ее дрожь, но девушка не давалась, увертывалась.

Гурт шел опустив голову. Старый, сутулый, он еле волочил ноги, шаркая тяжелыми сапогами.

Что ж это он один ушел с банкета? Заболел? У Дурсун защемило сердце от пронзительной жалости. Сейчас он придет домой, усядется возле теплой печки и, подложив под локоть подушку, один за другим выпьет два чайника чаю. Пить будет молча. Пить и большим зеленым платком отирать пот, ручьями струящийся со лба. Мать будет глядеть на него и вздыхать. И только когда войдет Дурсун, мать заулыбается, расцветет… И у Отца на лице промелькнет что-то похожее на улыбку. Одна она у них. Как, наверное, трудно расстаться с единственным ребенком!.. Вот он идет сейчас такой печальный, думает, как это они вдруг окажутся без дочки…

Комок подступил к горлу. Так бы и крикнула: "Папа! Я вас с мамой не забуду, не бойтесь! Каждый день буду приходить. Два раза в день, утром и вечером! Вот увидишь, папа!"

— Послушай, — прошептал Ораз. — Чего он такой? Когда-нибудь твой отец улыбается?

Ей показалось, что Ораз сказал это очень громко, и она в испуге прижалась к нему. А он замер, счастливый, уткнулся в ее платок. Удивительно пахнут волосы Дурсун… Так не хочется отпускать ее, до утра бы простоял с ней вот так, обнявшись… Может, еще кто пойдет? Ораз прислушался. Шагов не было слышно, с другого конца деревни доносился ленивый лай собак…

Дурсун ушла. Велела ему не шевелиться, пока она не скроется за углом.

Она свернула за угол, а Ораз все стоял, охваченный тоскливым, томительным оцепенением…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

…На планерку Байраму идти не хотелось, но Назар упросил: "Зайди на полчасика. Бригадиров моих увидишь, познакомишься… Мы ж не мировые проблемы решать, потолкуем малость и разойдемся!.."

Когда они вошли в кабинет председателя, все уже были в сборе. Назар поздоровался и прошел на свое место, а Байрам, смущенный, задержался возле дверей. "А ты чего явился?" — прочел он в устремленных на него взглядах. Но отступать было поздно, и Байрам стал по очереди здороваться с собравшимися. Первым недалеко от двери сидел плечистый смуглый парень. Он поднялся, загремев стулом, и жесткой большой ладонью так крепко стиснул ему руку, что Байрам чуть не вскрикнул от боли. Однако улыбнулся, ясно было, что парень просто не рассчитал силы.

Прежде чем подать руку Гурту, Байрам внимательно поглядел на него. Морщины оказались глубже, чем на портрете, лицо темнее, но взгляд, суровый и озабоченный, художник передал удивительно верно. Здороваясь со знаменитым односельчанином, Гурт не смахнул с лица присущую ему суровость, не заменил ее вежливой улыбкой. Это Байраму понравилось.

Байрам не спросил, как зовут парня, сидевшего у дверей, но почему-то не сомневался, что это тот самый Ораз, сын Машата. Он был здесь самый молодой. А народ собрался нестарый, разве что Гурту за пятьдесят, остальным, пожалуй, и до сорока далеко.

Машат, как всегда сидевший справа от Назара, придвинул оказавшийся поблизости стул и показал на него Байраму. Тот сел, скрипнув стулом.

Назар, ожидавший, пока станет тихо, расчесал пятерней слежавшиеся под ушанкой волосы и обратился к присутствующим:

— Я сегодня не намерен вас долго задерживать. Год оказался удачным, мы с вами порадовались, праздник справили. Теперь подпоясаться потуже, и за дело! В будущем году мы должны добиться более значительных успехов. В новом году нам предстоит… — Назар кашлянул, подергал ворот рубахи и обернулся к Оразу. — Открой-ка форточку, душновато у нас здесь… Значит, задача наша — расширить посевную площадь. Будем осваивать целинные земли. Гектаров двести, я думаю, нам по силам… Но, сами знаете, посевов больше и забот больше. Значит, надо подумать, кому это дело поручить. Выбрать человека, которому по плечу задача…

Назар оглядел собравшихся, словно по выражению лиц хотел узнать их мнение.

— Выбрать так выбрать! — подал голос Ораз.

— Да, но для такого дела нужен настоящий мастер. Умелый, опытный человек. Чтоб землю знал как свои пять пальцев.

— Лучше Гурта нам никого не найти, — решительно заявил Машат. — Нет у нас другого человека, который бы так знал землю.

Гурт не шелохнулся, не повел бровью, словно и не о нем шла речь. Все молчали. Назару не понравилась эта напряженная тишина. Чего Машат опять сунулся, да еще с таким предложением! Гурта должен был предложить человек нейтральный. На худой конец, председатель.

— Машат высказал не только личное свое мнение, — сказал Назар. — Гурт — это кандидатура правления.

Правильная кандидатура! — громко сказал Ораз и удивленно посмотрел на соседей: чего молчите-то?

В углу скрипнул стул, и поднялся высокий худой человек со следами ожогов на лице.

— Насчет Гурта все правильно… — медленно и не. очень внятно начал он, нижняя губа его рассечена была глубоким шрамом. "Этот, пожалуй, успел побывать на войне", — мысленно отметил Байрам. — Отпустит ли его бригада, вот вопрос… И сам он… Согласен, Гурт-ага?

Все обернулись к Гурту.

— Что ж… Доверие, конечно, большое, — помолчав, сказал он. — Особенно со стороны Машата… Только вот угожу ли?

Ирония в этих словах была очевидна, но Назар заставил себя не заметить ее.

— Не первый день знаем тебя, Гурт-ага.

— Тогда, председатель, вот что мне скажи. Почему Аманлы ушел? Вполне был подходящий бригадир.

— Заявление подал.

— Про заявление мы слышали, только его ли рукой писано?

Назар недобро