Чумовой рейс - Григорий Славин

Слава сделал первый выпад. Его рука просвистела мимо головы таджика и ударила по картине, на которой был изображен вульгарный портретик полуголой девицы. Картина слетела с крюка. Грохот упавшей рамы подействовал на таджиков возбуждающе. Один из нападавших ударил Геру по руке, и каминная кочерга, описав по воздуху замысловатую траекторию, улетела за диван. Второй таджик навалился на Славу, и тот подломился, как тростинка.

Несмотря на очевидную необходимость, никто из таджиков так и не решился выстрелить. Все они были вооружены так, словно шли не в каюту одинокой женщины, а на штурм посольства. Антоныч, наблюдая за полетом кочерги, на мгновение потерял концентрацию и тут же почувствовал легкий удар в подбородок…

Открыв глаза, он понял, что лежит на полу, а легкий тычок, что он только что пережил, – это профессионально поставленный мощный удар, следствием которого явился нокдаун. Судя по тому, что он еще продолжал шлифовать карманами джинсов паркет, это был на самом деле нокдаун. При нокауте он пришел бы в себя лишь спустя некоторое время. В момент своей остановки у дивана он понял, что схватка проиграна. За время этого короткого столкновения он успел отослать в мир иллюзий двоих из этой славной пятерки. Но был еще третий, для которого драка стала неожиданностью. И теперь он одной рукой держал пистолет, а второй прижимал штаны к своему заду. Эти штаны распространяли по каюте смрад, и его не выдержал даже таджик, лежащий на Антоныче. Вонь была настолько сильна, что полностью отшибла у него желание говорить на родном языке.

– Иди в сортир!.. – орал он, вращая глазными яблоками. – Шакал обосранный! Уйди отсюда, падла!..

Еще один таджик стоял посреди комнаты с пистолетом и полностью контролировал ситуацию.

– Господи, у меня туалет с ванной спарен! – вдруг вскричала Анюта.

– Самое время стесняться неудобной планировки!.. – проскрипел из-под таджика Слава. – Ладно, урюки, ваша взяла!.. Только я не пойму – дальше-то что? Сейчас-то что делать будете?

Таджик сполз с него и поднялся на ноги. Окинув взглядом обстановку, он сделал однозначный вывод:

– А что дальше. Дальше она отдает нам деньги, а вас, неверные, придется порезать.

– Тут неверных нет, – возразил Гера. – Среди нас только один женатый, да и тот спит.

– Нам нужно, чтобы у вас память отшибло. И ты еще спрашиваешь, дорогой, что дальше?

Подняв с пола чей-то пистолет, он стал разглядывать его так, словно впервые видел.

– Стрелять придется. Билять, не хочу. А что делать? – Он поморщился и резко оглянулся. – Да уйди ты, сука, в сортир!! Вытряхни свой навоз, иначе в море искупаю! Шайтан-майтан…

Антоныч проводил обгаженного боевика взглядом. На полу лежало оружие, но оно было так далеко, что любое его движение оба эти таджика остановят на полпути. Они стояли посреди комнаты в трех метрах друг от друга. И Слава, и Гера, будь у них хотя бы секунда форы, могли дотянуться до каждого из них, но… Но только дотянуться. Далее последуют два выстрела, и все закончится.

Щелкнула защелка на двери спаренного санузла, и зловонный таджик вошел внутрь.

Антоныч успел заметить, как молниеносно перекрестилась уже полностью протрезвевшая Повелкова. Этот жест человека, живущего не по закону божьему, он отнес за автоматический жест любого приговоренного к смерти. Развернувшиеся через мгновение события заставили Антоныча усомниться в собственных догадках…

Из санузла, за спаренность которого так переживала Анюта, раздался визг на два голоса.

Оба таджика обмякли, как матрасы, и машинально повернули головы в сторону ванной комнаты.

Это была фора, которой так не хватало Антонычу.

События для таджиков стали развиваться столь же стремительно, как и минуту назад жизнь крутилась перед ним. Стоящий перед Антоном таджик почувствовал удар, после которого его ноги оказались выше головы. Едва он успел испытать потрясение от удара затылком о пол каюты должницы Повелковой, как прямо перед собой увидел напряженное лицо Антоныча.

Антоныч всегда ценил те мгновения, когда на ковре противник слегка раскрывался и терял над ситуацией контроль. Сейчас же, когда небритое лицо было в полуметре от него, внизу, а волосатые руки, которые должны были это лицо закрывать, были раскинуты в сторону, как крылья, он едва не рассмеялся от счастья.

В тот момент, когда Антоныч еще подсекал растерявшегося таджика, Слава понял, что перед ним более сложная задача. Подсечь ударом ноги тело, вес которого приближался к полутора центнерам, было нереально. Понимая, что теперь все зависит лишь от его сообразительности, он согнул в колене ногу и тут же выбросил ее вверх. Стоящий над ним таджик выронил пистолет еще до того, как нога русского достигла цели. Он не видел того, что происходит под ним, опасность он воспринял реально, но не с должной быстротой. Когда он наклонился, дело было уже сделано…

Пытаясь разлепить мгновенно слипшиеся легкие, он пятился задом, сбивая на своем пути различные предметы. Падение каждого Анюта сопровождала матом, от забористости которого морщился даже Антоныч. Стойка с цветами, ваза на тумбе, аудиосистема на журнальном столике…

В тот момент, когда он уперся спиной в стену, где еще недавно висело изображение пошлой девицы, его наконец-то прорвало. Дикий крик, заглушающий даже вопли дерущихся в ванной, казалось, выдавит наружу оконные стекла.

Все это произошло в считаные секунды.

А визг тем временем из санузла переместился на кухню.

Гера, понимая, что в каюте остается еще один вооруженный и, значит, опасный, противник, ринулся в кухню.

– Мишке не делайте больно, пожалуйста!.. – услышал он просьбу Повелкиной.

«Какому Мишке?..»

Заскочив на кухню, Гера остолбенел.

Мишка висел, схватив мертвой хваткой пах таджика. Серебристо-рыжий енот размером с собаку среднего размера уже давно не издавал никаких звуков. Из его рта, до отказа заполненного гениталиями таджика, доносился лишь яростный рык. Судя по всему, животное уже вычислило самый жизненно важный орган на этом теле и не собиралось его выпускать. Енот распушил в гневе хвост, разбросал лапы, вооруженные острыми когтями, и болтался между ног таджика, как разорванная шапка-ушанка. Енот знал, что дело сделано, остается лишь ждать смерти противника. И поэтому хранил силы. Для еды, видимо. Так терпеливо висит на горле антилопы гну, ожидая кончины жертвы, лев.

– Ни фига себе… – вырвалось из уст Геры.

– Е-е-е… – все, что мог сообщить ему таджик, показывая пальцем на енота.

– Я вижу, – подтвердил Гера. – Это у тебя из штанов вывалилось?

– Что там? – Антоныч, контролируя таджиков в комнате, сгорал от любопытства.

– Тебе, с твоими нервами, этого лучше не видеть. Анюта, что это?

– Мишка! – увидев живого друга, Повелкова кинулась к животному.

– Подожди-ка.