Призрак Перл-Харбора. Тайная война - Николай Лузан

Ясновский пошел пунцовыми пятнами. Обида, нанесенная японцами, снова заговорила в нем, и он с вызовом воскликнул:

— Господин полковник, если вы подозреваете меня, то…

— Уймись, Вадим. Я, что, про тебя сказал? — перебил Дулепов. — Слава богу, мы с тобой не один пуд соли съели. Я о другом. Если развернуть ситуацию с Федоровым и подпольщиками против резидента?

— Как? С покойника ничего не возьмешь, — недоумевал ротмистр.

— А твой Тихий зачем?

— Он-то тут с какого боку?

— Как раз с того самого. Через него запустить Смирнову информацию, что Федоров не успел уничтожить коды.

— Идея, конечно, хорошая, но Тихий не имеет отношения к делу и потом…

— Потом будет суп с котом. Без тебя знаю, что не имеет. Он где у тебя сидит?

— В полиции. И что?

— А то, он там не последняя сошка. При желании мог узнать, а чтобы Смирнов клюнул, пусть расскажет про парочку большевиков, которых мы пасем.

— А как на это посмотрят японцы?

— Не ссы, беру их на себя. Два-три большевика погоды нам не сделают, зато на Тихого сработают!

— Все понял, Азолий Алексеевич. Исключительно тонкий ход!

— Да ладно тебе! Вот что еще. Втолкуй Тихому, пусть язык не слишком распускает, любит, мерзавец, пыль в глаза пустить.

— Не волнуйтесь, подрежу, — заверил Ясновский.

— Действуй! — распорядился Дулепов.

Ротмистр вернулся к себе в кабинет, переоделся и отправился в город. Явка с Тихим была назначена в фотостудии Замойского. В ней Ясновский и Дулепов принимали особо ценных осведомителей. Бойкое место и сам хозяин служили хорошим прикрытием для белогвардейской контрразведки.

Сам Марк Соломонович Замойский появился в Харбине в середине 20-х годов, после какой-то темной истории, произошедшей с ним в Гирине. Вытащил Замойского из полиции Дулепов, хорошо знавший его еще по Москве.

В далеком 1906 году молоденький, пронырливый фотограф Марек по глупости спутался с большевиками и попался на банальном хранении марксистской литературы. На допросе в отделении лил перед жандармами крокодильи слезы и клялся в верности престолу, а потом без зазрения совести сдал подельников. Таких, как он, после поражения большевиков в первой революции были сотни. Начальник московского охранного отделения, гений политической провокации полковник Зубатов сумел разглядеть в Замойском будущую большую сволочь и взял на личный контроль работу с тайным осведомителем.

После трех месяцев отсидки «стойкий большевик» Замойский, по совместительству — осведомитель охранки Портретист, вышел на волю и стал работать на два фронта.

К концу 1907 года в Замоскворечье открылась фотостудия. Ее владельцем оказался не кто иной, как Марк Замойский. Божий дар, который у него нельзя было отнять, снимать так, что Квазимодо мог показаться писаным красавцем, и тайная помощь отделения жандармов помогли быстро встать на ноги.

Прошло два года. За это время Маркуша раздобрел и превратился в респектабельного Марка Соломоновича, а студия стала бойким местом. В его лице большевики получили «надежную» явочную квартиру и транзитный пункт для хранения нелегальной литературы. Не в накладе оказалась и охранка — Портретист исправно сообщал о появлении новых большевистских эмиссаров, которые затем попадали под колпак негласного наружного наблюдения. Топтунам не приходилось утруждать себя срисовыванием физиономии врагов царя и отечества. Ловкий агент ухищрялся снабжать их первоклассными фотографиями. Также исправно на стол полковника Зубатова ложилась большевистская газета «Искра», а, спустя время, ее курьеры гасились в полицейских засадах.

Так продолжалось до ноября семнадцатого, а потом все пошло прахом. Разъяренные толпы штурмовали жандармские участки и трясли картотеки осведомителей, как крыс ловили и топили в Москве-реке жандармов и околоточных. Замойский, бросив все, бежал в Сибирь под защиту Колчака. Но она оказалась недолговечной; после разгрома войск адмирала он скитался по Монголии и Китаю, пока судьба не свела его с Дулеповым. И все возвратилось на круги своя.

Ясновского он заметил, когда тот переходил улицу. Ротмистр действовал по всем правилам конспирации: перед заходом на явку проверился с хвостом и, надвинув пониже шляпу, нырнул в подъезд, поднялся на этаж и вошел в студию. В этот час в ней было немноголюдно. Помощник Замойского зубоскалил с двумя молоденькими барышнями-китаянками, а пожилая супружеская пара русских листала фотоальбомы, не зная на чем остановить свой выбор.

Замойский встретил ротмистра дежурной улыбкой и предложил подождать в задней комнате. В ней для доверенных клиентов он держал особую коллекцию фотографий — порнографическую. Здесь любители «клубнички» предпочитали втайне наслаждаться этой стороной греховного таланта Марка. Идея такого кабинета принадлежала Дулепову, и он гордился ею. За все годы легенда прикрытия явочной квартиры ни разу не дала сбоя; как красным, так и белым, как воинствующим безбожникам, так и смиренным святошам оказалось не чуждо ничто человеческое — они предпочитали хранить в тайне свою греховную страсть.

Ротмистр сбросил пальто на кресло и прошел в тамбур, чтобы открыть вторую дверь, выходившую во внутренний двор, — через нее на явочную квартиру заходили агенты. Возвратившись, он привычно полез в шкаф, достал бутылку водки с двумя рюмками — закуска, вяленая ветчина, тоже оказалась на месте — и, когда все было готово к приему Тихого, принялся настраиваться на явку.

Разговор предстоял нелегкий. В случае провала задания Тихий рисковал поплатиться головой — советская резидентура беспощадно расправлялась с предателями. За последнее время контрразведка потеряла двух опытных агентов, их тела выловили в Сунгари. Ясновский подыскивал нужные слова, которые бы убедили агента взяться за выполнение опасного задания.

«Награда? — он сразу отмел это предложение. Тихий находится в том возрасте, когда подобные побрякушки уже мало прельщали.

Повышение по службе? Весомый довод, но не для тебя — на карьеру ты давно наплевал…

Деньги? Они, конечно, никогда не помешают, но такому бабнику, как ты, их всегда будет мало…

Новый паспорт и билет в Америку, чтобы выбраться из этой китайской помойки?..

Что еще?»

Ясновский не мог сосредоточиться. На глаза лез чертов альбом. Прохиндей Замойский знал, на чем зацепить мужика, — на седьмой странице находилось фото роскошной блондинки. В ожидании встреч с агентами ротмистр десятки раз перелистывал страницы и каждый раз западал на нее. Пышная грудь, крепкие округлые бедра и завлекательная родинка над пупком пробуждали в нем похотливые желания.

Руки потянулись к альбому, и тишину комнаты нарушил шорох листов. Пикантные позы и сладострастное женское тело разжигали воображение Ясновского. Снисходительная усмешка в глазах красавицы, небрежно наброшенный на бедра прозрачный шарфик еще больше распалили его. Шум во дворе и шаги на лестнице заставили ротмистра встрепенуться. Он поспешно захлопнул альбом.