Призрак Перл-Харбора. Тайная война - Николай Лузан

— Сейчас я вас подлечу. С таким компрессом все как рукой снимет.

Дервиш достал из шкафа три колбы, открыл бутылку и разлил водку. Свидерский пододвинул к ним тарелку и, хитровато прищурившись, сказал:

— Думаю, коммунисты на меня не обидятся, но сегодня с вами был сам Господь Бог.

— Не знаю, как там с божьим промыслом, но то, что мы с Димой родились в рубашках, — факт! — согласился Дервиш и одним махом выпил.

Дмитрий присоединился к ним. За первой мензуркой последовали вторая, третья. И скоро градус расслабляющей волной ударил Дмитрию в голову. Кабинет поплыл перед глазами, приятная истома разлилась по телу, и то, что произошло с ними в «Погребке», уже казалось не более чем эпизодом из рискованной жизни разведчика. Вскоре веки отяжелели, и он уснул в кабинете.

Разбудил его требовательный стук. Рука скользнула к пистолету и легла на рукоять. Тревога оказалась ложной — красногрудый снегирь, усевшись на раму, нахально долбил по стеклу. День был в разгаре. Солнце поднялось над крышей соседнего дома и, отражаясь от стекол шкафа и зеркала, веселыми зайчиками скакало по стенам. Бодрящий воздух, в котором смешались душистый запах рисовых лепешек и медовый аромат печеной тыквы, потягивал из форточки и будил аппетит.

Причесав на ходу растрепавшиеся волосы, Дмитрий спустился вниз. Жизнь в доме Свидерских шла своим заведенным чередом.

Доктор принимал больного в процедурной, а из кухни доносился звон посуды — там хлопотала Анна. Смутившись, помятый вид не располагал к разговору, Дмитрий торопливо поздоровался и проскользнул в ванную, там долго простоял под душем. Упругие струи воды хлестали по мускулистому телу, и вместе с водой к нему возвращалась свежесть.

Бодрый, гладковыбритый он возвратился в гостиную. В ней, помимо хозяев, находились Дервиш и незнакомый ему молодой человек. Дмитрий бросил быстрый взгляд на резидента. На его усталом, но не подавленном лице, прочитал ответ — вчерашний день обошелся без потерь — и перевел взгляд на незнакомца. Несмотря на сильный загар, высокий рост и черты лица выдавали в нем русского. Мужественное лицо, прямой с небольшой горбинкой нос, темные, слегка вьющиеся волосы и выразительные глаза василькового цвета говорили о том, что в его жилах смешалась кровь горца Кавказа и жителя средней полосы России.

— Павел Ольшевский, — представил спутника Дервиш и с теплотой добавил: — Моя правая рука.

— Я вроде тоже правая, — добродушно пробасил Свидерский.

— Правая, правая… Когда надо что-нибудь отрезать.

— Так сколько же их у вас, милейший?

— По правде говоря, не считал, — и Дервиш рассмеялся.

— Александр Александрович, да ты у нас настоящий Шива! — воскликнул Свидерский.

— Шива, Шива. Ты кормить нас собираешься? Подавай свои разносолы, о них пол-Харбина наслышано, — перешел в атаку Дервиш.

— Так уж и пол-Харбина?

— Не прибедняйся. Посмотри, каких я тебе орлов привел!

Дмитрий и Павел замялись под придирчивым взглядом хозяина.

— Ничего не скажешь — хороши. Как таким откажешь, — согласился Свидерский и широким жестом пригласил к столу.

Гости и хозяева, перебрасываясь шутками, заняли места. Дмитрий воспользовался моментом и спросил:

— Александр Александрович, как Володя?

— С ним все в порядке, — ответил он.

— А второй парень?

— Жив-здоров! Руки у них коротки взять Захара.

— Честно говоря, если бы не они…

— Они, Дима, профессионалы и люди долга. Ради товарища и дела, если надо, то и своих жизней не пожалеют.

— Степаныч так и поступил, — напомнил Ольшевский о трагедии радиста Федорова.

Дервиш помрачнел и глухо произнес:

— На войне, как на войне.

— На фронте, там все понятно, — кто твой друг, а кто твой враг, а здесь… — Гордеев развел руками.

— А здесь она везде. Такая наша служба, — печально произнес Дервиш и, что с ним случалось очень редко, высказал то, что было на душе: — У нас чужие имена и не только имена, мы взяли чужие жизни. Мы вступили в мир теней и призраков, где не прекращается извечная борьба добра со злом. Мы приводим в действие и останавливаем тайные пружины, которые движут судьбами сотен и тысяч. Так кто же мы? Злодеи, подобно доктору Фаусту, продавшие душу дьяволу, или праведники, ищущие путь к справедливости и добру?..

В комнате воцарилась тишина. То, что сейчас говорил Дервиш, жило в каждом из них. Свидерский прокашлялся и первым нарушил молчание:

— Для одних — мы герои и великомученики, а для других — заклятые враги. Хотелось бы верить, что нам выпадает удача остаться в тени и тихо исчезнуть в великом течении времени. Потом, спустя десятки лет, его волны вынесут на берега истории наши подлинные имена. В руках разведчика незримая власть…

— Власть, говоришь? — перебил его Дервиш. — Да, это, пожалуй, самое сильное искушение, но она иссушает душу и тело. Разве ради нее мы служим?

— Конечно, нет! — воскликнул Дмитрий. — Почему наши отцы подняли революцию? Ради чего они воевали в Гражданскую войну, а сейчас мы — с фашистами? Для того чтобы везде победил коммунизм. Чтобы на земле не было нечисти. Справедливость, свобода и равенство — вот ради чего стоит жить и бороться.

— Коммунизм — это, конечно, здорово. Но он — это мечта, — возразил Павел. — А люди живут простыми земными заботами и радостями.

— Мелкобуржуазные заблуждения. Партия этих давно осудила, — категорично отмел Дмитрий.

— А партия у вас что — Господь?

— Что?.. Что ты сказал? Да за такие слова…

— Какие? — вспыхнул Павел.

Спор грозил перерасти в ссору, но вмешался Свидерский и дипломатично заявил:

— Друзья, я думаю, для нас важнее всего товарищество. Сказано не мною, но точнее не выразишь: нет, ничего святее, чем узы товарищества. И нет высшей чести, чем отдать жизнь за друга своего.

— В самую точку попал, Глеб Артемович, — поддержал Дервиш и, пройдясь суровым взглядом по соратникам, продолжил: — Мы потеряли Федорова. Бандура и Козлов в руках жандармов. Не исключено, такое может случиться с каждым из нас. Дулепов и японцы идут по следу, вчерашняя облава у «Рагозинского» — лишнее тому подтверждение.

— Да, в случайность с трудом верится. Сначала провал Федорова, затем — Бандуры с Козловым, а теперь это, — поддержал Павел.

— Выходит, где-то сидит предатель, — заключил Дервиш.

Логика последних трагических событий подтверждала его вывод и свидетельствовала о том, что контрразведка сумела внедрить в резидентуру своего агента. Если предыдущие провалы еще как-то можно было связать с личной неосторожностью Федорова и Бандуры, то произошедшее в «Погребке» расставило все точки над «и». О предстоящей встрече с курьером НКВД Гордеевым знал ограниченный круг лиц. Вывод напрашивался сам собою — кто-то из них являлся предателем. Разведчики оказались перед суровым выбором — продолжить работу, рискуя собой, или залечь на дно. Окончательное решение оставалось за резидентом. Тяжкая ноша ответственности за жизни других давила ему на плечи.