Коло Жизни. Бесперечь. Том первый - Елена Асеева

– Стынь во всем ищет отрадность… И это вельми благостно, что он такой бодрый… При всем том, что относится к хрупким божествам, и так сильно хворал, может крепиться… Замечательное качество… Каковым увы! не обладают Темряй, Дажба и Круч, впрочем, как и Огнь… – Димург медленно перевел взор на Небо и теперь глянул более строго… нельзя сказать, что недовольно или раздраженно, скорее требовательней. – Коль мы о том заговорили… что за проблемы у вас возникли с Огнем?

– Не желает лететь к Родителю, как ты велел, – вставил в толкование Дивный, несомненно, желая отвести от старшего Раса возможную досаду Першего. – Но мы уже с ним все обсудили и утрясли.

– Небо, – голос Димурга прозвучал и вовсе оглушающе… Посему вздрогнули стены залы, и одновременно с тем на поверхности кружащих ноне лазурных облаков, в своде залы, набухли крупные капли воды только не прозрачной, как ей следовало быть, а темно-синей. И мгновенно в помещение стало пасмурно. – Я у тебя спрашивал… аль Дивного? Почему молчишь? Опять, вероятно, уступил малецыку?

– Нет, нет, Перший не уступил, – отозвался старший Рас и шибутно качнул головой, потому единождым махом в навершие его венца порывчато вздрогнула Солнечная система, на доли секунд, словно прекратившая свое движение. – Предложил ему согласовать данный вопрос с тобой… И он немедля отказался от своих требований.

– Ты, сызнова… сызнова, мой милый, – тональность в голосе Першего то многажды повышался, то также резко снижалась, тем он не просто поучал младшего, но еще и ласкал, определенно, не желая огорчать. Трепетно, в такт звуку того разговора, колебалось бледное золотое мерцание на его коже, похоже, успокаивая и замершие в своде облака обсыпанные каплями воды. – Повторяешь уже пройденное с Седми… Не зачем в случае с Огнем потворствовать его желанием… нельзя уступать… и тем паче переориентировать все угловатые вопросы на согласование со мной. Надобно разрешать самому и как я тебя учу… Говори малецыку, что советую я… И тем тембром гласа, что озвучиваю я… Огнь, юный Бог, еще есть время его охладить и подчинить своей воле. Оно необходимо тебе, мой любезный, тебе и Дивному, вашей печище. Недопустимо, чтобы в вашей печище был еще один мятежный Бог, вам предостаточно иметь одного Седми. Тем более Огнь много нежнее Седми, более трепетно относится к тебе Небо. Он к тебе достаточно сильно привязан, так и пользуйся тем. Очень мягко в случае его не согласия указывай ему, что, не подчиняясь, он расстраивает тебя… огорчает, что вельми тягостно тобой переносится. – Перший прервался, давая той малой передышкой младшему брату усвоить его наставления… Наставления, кои, похоже, он делал не впервой, оно как змея в его венце широко раскрыв не только глаза, но и пасть, точно пес гневливо оскалила в сторону старшего Раса свои белые клыки и конвульсивно задергала почитай багряным языком. – Однако, сейчас ежели Огнь упрямится, не дави. Я сам надо будет, отвезу его к Родителю. Сам разрешу эту проблему, днесь нельзя его расстраивать… Ибо он как видно не только не восстановился после творения Ледного Голеца, но и, очевидно, надорвался тут… Тут, когда был один, обок Темряя, чей выбор так и не пережил. Потому у них такие сложные взаимоотношения. Малецык Темряй все время ощущает предвзятость Огня, и вельми расстраивается тому обстоятельству. Вы с Дивным, тогда меня не послушали, не помогли принять Огню выбор Темряя, переключив все свое внимание по первому на соперничество за Стыня, а посем на Дажбу… Потому нынче нужно сделать все, нам старшим Богам, чтобы не страдали ни Огнь, ни Темряй. Покуда ж наметим отлет Огня к Родителю на ближайшие даши. Если малецык станет вновь капризничать отвезу я на векошке, чтобы побыстрей… А вы дотоль держите его подле себя иль в дольней комнате, абы все время находился под вашим наблюдением.

Оба Раса торопливо кивнули, их лица, особенно Небо, на которого демонстративно строго зарилась и скалилась змея, малость растеряли свое сияние, став недвижно окаменелыми. Вроде Боги не просто слушали старшего брата, а собственной кожей впитывали его мудрую речь, оно как Димург помогал обоим печищам растить сынов, не только вмешиваясь в их воспитание, но и всяк раз направляя, поправляя действия Небо, Асила и Дивного. Смолкнув, Перший закрыл очи, судя по всему, утомившись от такового долгого толкования. И в зале наступило отишье… Оно окутало не только застывшие в креслах тела четверки Богов. Оно оплыло вкруг их живых венцов, затронув не только чешуйчатую кожу змеи, не только поверхность голубой дымки в каковой парила Солнечная система, не только гладь золотого диска, но и листочки, ветоньки, плоды и цветы в платиновом древе Атефа.

– А теперь по поводу лучицы, – наново принялся говорить Перший и голос его дрогнув, прозвучал столь мягко, будто он желал запеть. – Так как девочка, после встречи со всеми печищами вернулась на Землю… надобно пояснить, Асилу, об условиях каковые я поставил перед Небо, прежде чем передать ему дитя. И каковые, наш дорогой брат, согласился исполнить. – Димург на чуток прервался, и немедля досель глядящий на Дивного Асил перевел на него взор и весь как-то тягостно напрягся, точно ожидал, что его начнут вычитывать. – В этой жизни лучицы в соперничестве, – продолжил толкование Перший, все также подпевая себе тональностью голоса, стараясь тем умиротворить разволновавшегося старшего Атефа. – В соперничестве будут участвовать лишь младшие Боги: Стынь, Дажба, Круч под приглядом старших. – Перший медленно отворил очи, вероятно, почувствовав, как у сидящего напротив него Асила кожа лица стала насыщенно-желтой, або он разгневался. – Не надобно негодовать, мой дорогой малецык, умиротворись, – дополнил с расстановкой проговаривая слова Димург. – Умиротворись, ибо я не буду более толковать, ежели ты будешь гневаться.

Перший затих, а Асил туго задышав, резко вздел вверх голову и зыркнул на замершие в своде зелено-голубые облака, лишившиеся не только синевы капели, но и исторгаемой ими сумрачности. Еще миг и старший Атеф пульнул в те недвижные, кучные создания широкий луч бурого света, внахлест собранный из множества более тончайших, оный мгновенно притушил лазурь свода и погрузил залу в коричневую дымчатость.

– Слишком мрачно, мой милый, – умягчено протянул Димург.

И тотчас облака вразы вспыхнули болотными переливами, придав помещению какой-то погребально-подземный вид.

– Итак, моя бесценность, не лучше, – теперь Перший откликнулся нескрываемо участливо, понеже его тревожило, что Асил не мог… не умел справлять со своим негодованием. Посему старший Димург немного подался вперед и властно, обаче, дюже трепетно воззрился во вскинутый вверх покатый подбородок младшего брата, тем самым опуская его вниз… А вместе с ним и в целом всю голову, таким побытом, чтобы поблекшие желтые очи Асила уставились в нежданно приобретшие черное марево сияния глаза Першего. Старший Атеф какое-то время неотрывно, вроде завороженный, смотрел в парящее марево очей брата, а после глубоко вздохнув, поднял выспрь правую руку и легким ее мановением вернул облакам первоначальный голубо-зеленый свет, приглушенный, как и просил Перший.

– Хорошо, – отметил благодушно старший Димург и принял исходную позу, опершись спиной об ослон кресла. – Теперь, когда ты умиротворился, продолжим. Итак… условия мои были следующими. Под началом старших Богов: меня, Небо и тебя, мой любезный Асил, младшие по достижению девочкой двадцати лет вступают в соперничество… Не понимаю, почему, малецык ты так распалился? Во-первых, я думаю о сынах, у каковых будет возможность узнать, что такое лучица и как надобно за нее соперничать. Это полезно всем малецыкам, не только Стыню, Дажбе, но и, конечно, нашей крохе Кручу, поелику узнав, как сияет лучица, он не пропустит ее рождения в следующие разы… С ним не произойдет случившегося со Стынем и Дажбой… И что они, оба, не только малецык Дажба, но и Стынь тягостно переживали… Понеже Стынь обретя божественность к Дажбе не прикасался, так как на тот момент занедужил, и пришлось его лечить… вельми долго… Потом также долго наш милый малецык восстанавливался. Когда же он мог познать, что такое лучица и был готов вступить в соперничество за Круча, ему не дали того сделать… Впрочем, как и Дажбе, возможно потому, бесценный малецык, так тяжело пережил смерть первой плоти нашей новой лучицы.