Любовница на заказ - Кира Полынь

даже подойти к тебе, не говоря уже о том, чтобы…

— Да, куда проще огородить меня от всех, — криво улыбнулась, продолжая вглядываться с танцующий лепесток свечи.

— Ты должна его понять. Наан растерян, а в страхе шайсары способны на отчаянные решения.

— Да, госпожа. Я слишком дорого стоила, чтобы он так просто позволил мне умереть. Еще не отработала свое.

— Не говори ерунды! — она всплеснула руками, и поймав пальцами мои волосы, мягко увела их за плечо. — Один этот укус говорит об обратном. Ты дороже, чем думаешь, и ценность эту в золоте не измерить.

— Я ничего не думаю. И понятия не имею, что это значит, — отвернув голову в сторону, закрыла глаза. — Вы, наверное, считаете меня глупой, но…

— Луна, — позвала она, пальцами подхватывая мой подбородок, и разворачивая к себе. — Ты глупая, правда, и упрямо смотришь на все не под тем углом. Хорошо, хочешь получить ответы? Ладно! Так и быть! — она всплеснула руками, но я уже смотрела на нее во все глаза, боясь пропустить хоть одно слово. — В следующий раз, когда будете близки, укуси Наана в ответ.

— Что?!

— Что слышала, — буркнула шайсара, уже видимо, пожалев, что проболталась. — Укуси его в ответ, и все поймешь. И вообще, хватит уже болтать, тебе нужно отдыхать! — она скатилась с постели, и торопливо пошагала к дверям, не смотря мне в глаза. И только коротко обернувшись в пороге, с грустью улыбнулась, — Не сдавайся, Луна. Сейчас не время.

Оставив меня с ворохом разбегающихся мыслей, Исшин ушла, плотно закрыв за собой тяжелую дверь. Ее слова никак не укладывались у меня в голове, и сказанное казалось скорее абсурдом! Бредом!

Укусить шайсара!? Это самоубийство! Прямая дорога на плаху, или в темницы, где компанию составят жирный подвальные крысы, с лысыми хвостами! Но сомнение… Оно уже разгоралось маленьким огоньком в груди, тревожа, торопя опробовать и узнать, наконец, что же на самом деле делает повелитель со мной и моим телом.

Неожиданно стало грустно.

Только представив, как глупо я буду выглядеть, и как это унизительно не оправдать доверия. Ведь если Исшин сказала это с таким видом, будто подписывает мне приговор, то вряд ли, и сам господин оценит мою выходку.

Я могу получить ответы, но также могу сломать то хрупкое доверие, которое ощущалось под пальцами, всякий раз, когда господин был рядом, когда касался меня, когда смотрел, внимательно, будто запоминая. Это показалось мне куда важнее, чем открытие тайны укуса.

Когда-нибудь придет время, он расскажет мне сам… Так ведь?

Дверь вновь скрипнула, впуская хозяина спальни.

Он выглядел, как и всегда, величественным, сильным, пышущим властностью и уверенностью. В полумраке свечей, я видела его силуэт, медленно, будто огромного зверя, приближающийся ко мне.

Дыхание сперло, по рукам пробежались мурашки, колючими иголочками пронзая кожу, и я смотрела. Во все глаза. Неотрывно и завороженно.

— Как ты, лирея? — голос шайсара казался хриплым, горьким и несколько печальным.

— В порядке, господин, — помолчав секунду, добавила: — А вы? Как вы себя чувствуете?

— Уязвленным, — он поморщился, и опустил ладонь на спинку кровати, погладив ее длинными пальцами. — Словно я допустил ошибку, которую не смогу исправить. Неприятное чувство.

— Соглашусь, господин. Приятного мало.

— Лирея?

— Да?

Мужчина замолчал, и странно отвел глаза в сторону, будто не решаясь спросить.

Видеть шайсара в сомнениях было странно, и я нахмурилась, вопросительно глядя на мужчину перед собой.

— Ты хочешь свободы? — спросил он, и в моей груди все рухнуло.

Глава 27

— Что? Свободы? — слова срывались с губ хриплым шепотом, и я громко сглотнула вставший в горле ком.

— Да. Уйти отсюда. Свободной.

Я просто молчала, громко дыша.

Уйти? Сейчас? Так просто, снять ошейник, закрыть глаза на желание повелительницы убить меня, оставить все вдолбленные в голову рабские повадки, и уйти?

— Я… я…

— Да или нет? — он медленно обошел кровать и сел на край, возле моих бедер, нависая всей своей силой и мощью, придавливая меня к постели, вжимая в нее своей бешенной энергией. — Если я предложу тебе выбор: остаться здесь, со мной, или уйти, став свободной, что ты выберешь? Отвечай.

Простынь под его пальцами захрустела, треща и разрываясь от впившихся в ткань пальцев. И это было бы пугающе, если бы я не видела его глаз.

В них танцевало отчаянье, одиночество и мое отражение, растерянное и такое же одинокое. У нас гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Он так же, как и я, не понаслышке знает, как это, когда к тебе относятся только по статусу, не видя и не желая замечать, как личность.

Он повелитель. Неприкасаемый, главный, пугающий.

Я раба. Без прав, без выбора, без шанса быть собой.

— Отвечай, лирея, — рыкнул он, придвигаясь еще ближе, замирая в жалких крупицах от моего лица.

Кричать бы от ужаса, но я проваливаюсь в его омуты все глубже, и губы немо шевелятся, выдыхая вопрос:

— Все что хочу? — он кивает, признавая мою правоту, но я вижу, как вздулась вена на крепкой шее, пульсируя, выдавая его напряжение.

У нас больше общего.

Это неведомая сила одиночества, что приковывает людей к друг другу стальными канатами. Вяжущая, затягивающая как топи болот, она дает тебе тысячу шансов погибнуть, только если чья-то рука не поддержит, дав силы на борьбу.

Надежда.

Возможно, люди слишком много смысла придают этому чувству, но иногда, именно этой неосязаемой стихии достаточно для толчка на поверхность. Хлебнуть воздуха, набраться сил, поверить, что выход есть.

Это мы такие. Два путника, что бредут через болота, без проводника, без припасов, и все что у нас есть в этом одиночестве — надежда.

Закрыв глаза, мягко тянусь вперед, прижимаясь к горячим сухим губам. Чувствуя вкус рассыпанной в воздухе горечи, тянусь ближе к шайсару, не отвечавшему мне взаимностью. Он просто замер, не двигаясь, и даже, кажется, не дыша. Или позволяя…

— Все сложнее, — прошептала ему в губы, отрываясь от поцелуя.

— Что. Ты. Выбираешь? — рычит, дышит тяжело, уткнувшись лбом в мой лоб. — Лирея.

— Я выбираю… вас, мой господин.

— Глупая. Ты глупая, — хрипит мне в губы, и толкается вперед, словно хочет меня задавить, размазать, впечатать в себя.

«Я хочу тебя клеймить» — проплывают