Князья Севера - Маркус Кас

Я вижу, что старушка начинает заводиться не на шутку. Принимаю тару, а она упирает руки в бока и выжидающе смотрит. Что я там себе обещал? Ничего не пить из рук незнакомых.

Дую на горячий напиток, зажмуриваюсь, выдыхаю и делаю большой глоток.

Горло и язык обжигает горячим, сразу пробивает в пот, но больше ничего не происходит. Никаких завываний ледяного ветра и подмораживания мягких частей тела.

Я осторожно открываю один глаз. Меня никуда не унесло, сейдкона так и стоит передо мной, в ее глазах бегают смеющиеся огоньки.

— Ну что, милок, не помер? — еле сдерживает она усмешку. — И как на вкус?

Врать мне ей не хочется, поэтому смело открываю второй глаз и отвечаю кратко:

— Горьковато.

Честно говоря, на вкус это пойло такое, будто кипятком залили старую подошву, подсластили золой и разбавили водой из ржавого корыта. Ну хвойных иголок подсыпали, чтобы хоть чем-то оттенить стремный купаж.

— Это хорошо, — вдруг радуется она отварному вкусу напитка. — Было бы сладко, значит опоздали.

— Куда? — туплю я, невоспитанно громко прихлебывая из кружки.

— Спасать тебя от горной девы. Красивая девка-то была, да? Можешь не отвечать, знаю я вас, молодых. Жопу голую покажи и все, попался как миленький.

Я вежливо умалчиваю, что не жопой единой и вообще меня такой ерундой не заманить. Пусть я в этом и не уверен, но голожопых девок точно теперь стороной обходить буду.

— Так вы бы хоть в своих путеводителях писали, — вяло оправдываюсь я.

— А нечего шастать, где не положено, — парирует старушка. — Зачем вот с тропы сходить надо было? Как ее вообще к чужаку то потянуло… Хотя оно и понятно, теперь все ученые, а кто сам приходит — так таким и страшные девки не дают. Бедняжки.

Мне непонятно кого конкретно жалеет сейдкона — хульдру, добровольно приходящих к ней мужиков или страшных девок. Но чувствую, как самому становится чуть легче, сердце перестает ныть и зов, пусть и слабый, отпускает.

— Ты пей, пей, до конца, — она подталкивает наполовину пустую кружку к моему лицу. — Я тебе еще приготовлю, с собой. Придется недельку то потерпеть горечь.

— Аааа…

— Поможет, поможет. Не так быстро, конечно, тут бы ритуал провести и жертву богам хорошую принести. Вы, слышала я, в земли йотунов едете. Там силы больше, там самое место такие ритуалы проводить. Если встретишь в тех землях Тиру, передай ей от меня привет. Поможет она тебе. Ох, давно же мы с ней не виделись, сколько лет уж прошло, несколько десятков…

— Аааа…

— Ну а с чего мне тебе в помощи отказывать? Ты же не со злыми намерениями на нашу землю пришел. Дочерям Хейд такое сразу понятно.

— Уважаемая Астрид, может хватит уже? — меня начинают немного пугать ее ответы до озвучивания вопросов.

— Да у тебя на лице все написано, милок, — смеется сейдкона. — Тут и мысли читать не надо. Ну, что там еще у тебя?

Мое внимание привлекает движение в дальнем углу. Там, под самым потолком, на коряге, прибитой к стене, сидит ворон. Он, похоже, все это время спал, и теперь, зыркнув на меня блестящим темным глазом, устраивается по-удобнее.

— Понятно, — Астрид прослеживает мой взгляд. — Видящий, точно. Мешает сила то чужая?

Я киваю, не в силах отвести глаза от здоровенной птицы. Но ворон закрывает глаза, нахохливается и замирает чучелом.

— Ох, помогла бы я тебе, да у меня столько забот, а руки только одни, да и те уже не такие сильные, — сейдкона с сожалением смотрит на свои крепкие руки, сокрушенно качая головой.

— Так давайте я вам помогу, — понимаю я откровенный намек и поднимаюсь. — Что нужно сделать?

«Несчастной, старой, больной и одинокой женщине» нужно, чтобы я упахался. Задания ее незамысловатые, но крайне выматываюшие.

Сначала я таскаю ведрами воду из колодца, находящегося в сотне метров вверх. Наполняю несколько баков позади дома, чуть не переломав ноги на узких каменных ступеньках. И только в конце нахожу припрятанное за ними второе ведро.

Затем старушка сетует на то, что к ужину совсем дров не останется. Я замечаю краем глаза стоящую на полке электрическую плитку, но молчу и беру в руки топор. Первое полено улетает куда-то в кусты и оттуда слышится недовольный писк. Я, на всякий случай, извиняюсь и вторым попадаю в цель — по своей ноге. С пятого дело идет лучше.

После этого оказывается, что и хворост тоже внезапно закончился и я шумно ломлюсь сквозь сухой подлесок, как медведь, распугиваю возмущенно верещащих птиц, собирая палки и занозы.

Через пару часов этого наряда вспоминаю об отъезде и прошу Ингу предупредить Магнуса, что мы задерживаемся. Блондинка нежится в кресле-качалке и сонно отвечает, что не стоит волноваться.

Когда я, взъерошенный, слегка израненный и помятый, уже собираюсь копать огород, или что там у бабки еще для меня найдется, меня отправляют умываться, усаживают за стол, кормят рогаликами и поят нормальным чаем.

Накормив и напоив, сейдкона протягивает мне небольшой срез деревца, скорее ветки. Тонкий, круглый и отполированный, с выжженным рисунком из рун.

— Это тебе поможет, — говорит она, убирая посуду со стола, — Охранный амулет. За своего ты с ним не сойдешь, но амулет не даст мешать тебе, если зла не задумаешь. И уберечь от беды сможет, от случайной.

Я душевно благодарю, думая о том, что некоторым бабкам все же стоит доверять. Всего-то и надо было, помочь по-человечески пожилой женщине.

— Только слабый он пока. Надо его своей кровью окропить и напитать, да не жалея, — тут же исправляет она ситуацию и, видя мою реакцию, добавляет с усмешкой: — Я свою работу выполнила, дело за тобой. На севере цена простая — кровь. И без этого работать будет, не заставляю я тебя, не бойся.

Пока я смотрю на кровожадный предмет, Астрид споро убирает грязную посуду, высыпает из ступки в холщовый мешочек приготовленный порошок и тоже отдает мне.

— Каждый день пей. Станет хуже, два раза в день можно. Тут должно хватить с запасом. И позови второго, глазастенького. Ему тоже помощь нужна.

— Володю? — уточняю я.

— Который с тобой был, — кивает она. — Страдает, милок, с таким то даром и на нашей земле… Беда будет. Давай, сбегай за ним.

Я мчусь через мост, но затормаживаю со скрипом подошв, цепляясь за перила. Богдан сидит на травке, на берегу реки, довольно щурясь на солнце, и держит в руках удочку. Спиной он опирается на столб, на котором висит большая табличка «Рыбалка запрещена».

Смотрю на здоровяка, на табличку, на здоровяка…

— Ты чего тут делаешь? — задаю риторический вопрос.

— Рыбу ловлю, — получаю очевидный ответ.

— А кто тебе сказал ее тут ловить?