Телевидение - Олег Андреев

Юристы Тимы попытались отыскать хоть какие-то щелочки, но не нашли.

Джейн позвонила сама.

— Знаешь что, — сказала она грубовато, — я выложу большой кусок от своих денег, раскопаю все твои с Гариком делишки и засажу тебя до конца жизни. Поэтому давай так — ты мне отдашь свою часть акций…

— Что?!

— Да не всех. Только “Дайвер-ТВ”. Подумай.

Тима не оценил юмора. Он испугался. И приказал Джейн убить. Он уже и не мечтал вернуть свою часть. Его вело только мщение и злость.

Неожиданно оказалось, что месть и злость не такие уж плохие советчики. Акциями теперь владел Казанцев. А он гражданин России. С ним можно побеседовать “по душам”.

И неделю назад Тима ему позвонил.

После разговора с Крахмальниковым, когда до телецентра оставалось две минуты пути, Валера вдруг остановил машину:

— Чак, вылезай.

— Чего ради? — удивился Сережа. — Я хотел на студии кое с кем повидаться, пока ты перегонять будешь. И мы что, не отметим сегодня это дело?

— Какое?

— Ну репортаж-то классный получился!

— Ничего еще не получилось, парень. Не обижайся, но тебе на трамвайчик. Иди домой и приготовь скрытую камеру к завтрашнему визиту к Копылову. Шлем, сам понимаешь, будет неуместен. И вообще, есть у меня предчувствие… Они меня когда-нибудь обманывали, Витя? — обратился он к Носову.

— Пока нет. И что?

— Неспроста этот Лом, против которого нет приема, пальчиком грозил и на меня вызверился. Ждут нас неприятности, вплоть до самых неожиданных. Но мы не дадим застать себя врасплох. Так что начинаем работать врассыпную. Ты, Серый, у нас будешь тайным агентом. Личность ты в бригаде новая, не всем известная.

— Обижаешь, начальник, — насупился Чак.

— Нет, в профессиональных кругах ты звезда. А вот в тех, что могут сейчас включиться в игру, чтобы перекрыть нам кислород, тебя, надеюсь, не знают.

— Ты что, УФСБ имеешь в виду? — оживился Сергей.

— Его. Так что дуй отсюда. И завтра к Копылову двигай сам по себе. О времени я позвоню. Bce! Пошел, пошел! Вон оэртэвцы промчались — надо догонять.

Чак выскочил из машины, и “Нива” сорвалась с места.

— Кстати, свяжусь-ка я с Копыловым. — Денис достал мобильник и набрал номер. — Евгений Петрович? Не удивляйтесь, но вас беспокоит “Дайвер-ТВ”. Как вы себя чувствуете? Ну прекрасно. Не уделите нам завтра полчасика? Даже ждали? Да нет, какие приготовления — все будет по-рабочему. Хорошо. Ровно в десять. Заранее спасибо.

— Получилось? — спросил Виктор.

— Удивительно просто. Он даже не полюбопытствовал, зачем нам понадобился. Давно жду, говорит. Молодцом держится мужик — он же почти год болеет. Рак.

— Трудновато будет его снимать — они так выглядят, эти больные, — вздохнул Виктор. — Помнишь, мы туберкулезников в Крестах снимали. Я же замучился потом с цветом…

У самой улицы Чапыгина Никитин догнал “ниссан” ОРТ и вошел в поворот со второго ряда. Гаишник дунул в свисток, но Носов показал в окно камеру, и тот обреченно махнул зачесавшейся было левой, берущей, рукой.

Когда Валера, наступая на пятки конкурентам, подбежал к турникету в холле телецентра, вахтер нажал на стопор.

— Ты что, Михалыч, шутки шутишь? — воскликнул Валерий, налетевший животом на твердую железяку. — Опаздываю же!

— Предъявите пропуск, гражданин, — строго произнес усатый добряк, бывший кап-три из Кронштадта.

— А у них почему не спросил? — завелся Никитин, тыча в спины удаляющихся ребят с ОРТ.

— Пропуск покажите, пожалуйста, — глядя куда-то за горизонт, тверже повторил старый морской волк.

— Пожалуйста, — галантно поклонился Валерий, протягивая пластиковую карточку. — Хорошо, что я надел эту куртку — он у меня тут с той осени лежит.

— Валер, извини, но — приказ, — тихо сказал Михалыч, забирая пропуск и пряча его в тумбочку. — Тебя пускать не ведено.

— Какой, на хрен, “приказ”? — опешил Никитин. — У меня же перегонка горит!

— Вот, — протянул охранник листок. — Читай из моих рук — экземпляр пока единственный, даже размножить не успели.

— Лихо, — присвистнул Валерий, пробежав глазами десяток печатных строк, скрепленных подписью директора телецентра.

"За самовольное нарушение очередности пользования трактом, вызвавшее.., и в связи с задержкой арендной платы от “Дайвер-ТВ” за период.., собкору Никитину.., запрещен вход в телецентр вплоть до разрешения конфликта”.

— Вот суки, перекрыли-таки кислород, — выругался Никитин. — А телефоном-то можно воспользоваться? — спросил он Михалыча.

— Валяй. В приказе об этом не сказано. Валера не стал звонить в бухгалтерию, так как знал, что Москва всегда тянет с перечислением месяцдругой. Он не стал тревожить генерального: мол, пустите хоть сегодня. Он позвонил Гале:

— Галочка-выручалочка, спустись на минутку, я тебе горяченького передам.

— Кто это говорит? — вдруг строго спросил Галкин голос.

— Ты чего, старуха? Это же я, Никитин! У меня материал горит, а ваш шеф меня бортанул. Отнеси на перегонку, будь другом.

— А, это вы, Валерий Леонтьевич! О чем вы говорите? Как это я могу что-то перегонять? Вы меня просто ставите в неловкое положение. Советую вам поискать другую дебилку, — совершенно неожиданно закончила Галя. — Пусть она вам помогает. Только дебилка способна на такое!

После этого пассажа трубка грохнулась на рычаг.

Никитин не был бы старым телевизионщиком и давнишним другом дежурного координатора, если бы растерялся и не понял Галкиных намеков.

Значит, Ломов по дороге в Смольный позвонил директору, тот издал приказ, собрал летучку и распорядился снова, как когда-то, включить прослушку в центре. А может, ее и не выключали никогда? Вот что значило “неловкое положение”. А “дебилка”? Это была их хорошая приятельница Дэби, Дебора Гербер — руководительница корпункта Ти-эн-эн в Санкт-Петербурге.

Валера набрал на мобильнике номер апартаментов в “Астории”, где Дэби со всей своей кухней занимала часть мансарды. Журналистка, к счастью, оказалась на месте. После нескольких радостных восклицаний и дежурных фраз, совершенно обязательных у американцев даже в дружеских телефонных разговорах, Никитин изложил свою просьбу, сославшись на технические проблемы центра, и получил приглашение немедленно приехать.

— Ну что ты скажешь о моих предчувствиях? — спросил Валера, плюхаясь на сиденье.

— Да то же, что и всегда, — меланхолично ответил Носов. — Я уже и за ее любимой “Гжелкой” смотался.

— Кого “ее”? — опешил Валера.