Телевидение - Олег Андреев

— А разве мы не к Дэби? — хитро усмехнулся Витя.

— Вот правду же говорят, — стукнул ладонями по рулю Никитин, — с кем поведешься, от того и наберешься. Все-таки мой дар предвидения заразен! Стоп! Я же тебя не представлял Дэби. И не особенно распространялся о ее привычках. Откуда ты знаешь, что она предпочитает “Гжелку”?

— Понимаешь, — потупился обычно невозмутимый Виктор, — сейчас это уже дело прошлое, но полгода назад, когда вы с Галкой начали потихонечку остывать, она в эту жилетку, — оттянул он полочку своего операторского жилета со множеством кармашков, — много чего слила. В том числе и кое-какую информацию о привычках заокеанской разлучницы.

— Вот дура! — воскликнул Валерий. — Так она решила, что между нами стояла Дэби? Ха! Дэби… Да она же просто свой парень, вот и все. Впрочем, ты сам увидишь. А за “Гжелку” спасибо. Весьма кстати будет.

Они так обрадовались своему единомыслию и возможности спасти ценный материал, что не заметили серую “шестерку”, отъехавшую следом за ними и провисевшую на хвосте до самого отеля.

С женой Крахмальников спал раз в месяц. Это она установила такой график. Который сама же и нарушала. Но не в смысле учащения, а совсем наоборот. Как-то года три назад она усадила Леонида перед собой и раскрыла толстую книгу “Дао”.

— Читал?

— Вроде… Так, бегло.

— Не читал, — констатировала жена. — Так вот в этой мудрой книге написано, что мужчина после двадцати лет должен извергать семя не чаще одного раза в месяц. После сорока — раз в полгода. Даосисты называют сперму “соком жизни”. Теряя этот сок, мужчина сокращает свою жизнь.

И до этого сексуальная жизнь у них была нерегулярной, натужной, механической. А теперь вот станет еще и философски обоснованной, а значит, вовсе пресной.

— И что? — спросил он саркастически. — Ты предлагаешь мне воздерживаться от оргазмов?

— Я согласна, во время полового акта воздерживаться трудно, — сказала жена. — Поэтому мы сократим наши сексуальные отношения.

Крахмальйиков не стал отвечать. И еще он понял, что станет ей изменять. Нет, разводиться он не будет, а будет шкодливо “задерживаться на работе”, “уезжать в командировки” и “сидеть на совещаниях”.

Первое время никто в поле зрения Крахмальникова не попадал. А потом как просыпалось. Пошли любовницы одна за другой. И теперь уже сам Леонид пропускал ежемесячный сеанс с собственной женой. О чем она, впрочем, не сильно тосковала. Человек — это замкнутый круг. Вот такой сектор у него — работа, вот такой — развлечения, вот такой — семья, вот — секс. Если к какому-то сектору прибавляется, то в каком-то, соответственно, убывает. Валентине было достаточно работы — сектора семьи и секса у нее были микроскопическими.

До сих пор Крахмальникова устраивало такое положение вещей, но вот недавно он втрескался. Странно все получилось. С Аллой Макаровой он работал уже несколько лет и даже не смотрел в ее сторону: Крахмальников знал, что у Аллы муж и двое детей, что она не очень умна и еле тянет рекламный отдел. А полгода назад почему-то стал замечать. Нет, она не строила ему глазки, не трогала мягкой рукой за лацкан пиджака, обращалась деловито и чуть холодновато. Но когда она появлялась, он, как прыщавый сексуально озабоченный мальчишка, раздевал ее глазами и творил с ней такое — мысленно, разумеется, — что дыхание спирало в груди, а перед глазами плыли черно-красные круги.

Как-то Леонид засиделся в редакции за полночь. И вдруг услышал, как по коридору кто-то нетвердо шагает и поет.

Выглянул — Алла…

Что там его подростковые фантазии! Он и не знал, что такое бывает вообще. Они не сказали друг другу ни слова. Они смели со столов все бумаги, смяли все дорожки на полу, чуть не поразбивали телефоны. Все, что только возможно в сексе, Крахмальников тогда испробовал впервые. И почувствовал, что он мужчина.

И покатилось. Им не о чем было говорить, да и не нужно было. Крахмальников снял квартиру возле студии, и оба бежали туда, как только освобождались. Леонид пытался трезво обдумывать, что же такое с ним происходит, но только махал рукой — он был счастлив. И горизонта в этом счастье не видно.

— А давай поженимся, — сказал он как-то.

— Давай. Только у меня муж и дети.

— Муж не стенка. У меня тоже жена. И вот сегодня он и она все поставят на свои места.

Леонид поговорит с женой, Алла — с мужем.

Но это все потом. Сейчас он мчался в свой отдел — раскручивать питерскую катастрофу.

Картина была апокалиптической.

Вспышка камеры высветила два уходящих во тьму вагона, сдавленных остатками свода тоннеля, на которых лежали каменные плиты толщиной около метра. Денис прикинул их вес и поразился, как вагоны вовсе не сжались до толщины листа металла.

Снова им предстояло пробираться вдоль выпученных до самых стен рваных кромок стальной обшивки. И что там ждет впереди? Уцелел ли технологический переход, о котором говорил Слава? Хватит ли сил пройти по нему?

От невеселых мыслей его отвлек Наташин вскрик. Денис бросился назад, в вагон.

При его появлении панки, севшие рядом с девушкой, отпрянули от нее, а она судорожно застегнула куртку на груди.

— Что, руки чешутся, мальчики? — как можно внушительней спросил Хованский.

— Ага, и не только, — осклабился Джус. — А ты чем, старый, мигал там за окном? Фотик у тебя, да?

— Вот, — показал “мыльницу” Денис.

— И на хрена ты снимаешь всю эту бодягу? В газетку хочешь толкнуть за бабки? Ну так щелкни нас с Беном и телкой. Классный будет кадр: “Дети подземелья!” Мы же группу нашу хотели так назвать, помнишь, перец? — обратился он к приятелю. — Распалась группа — барабанщик обкумарился и решил с крыши до самолета дотянуться. Во пельмень, да?.. Мы тут решили не идти с вами, нам и здесь в кайф. И девушку не дадим мучить. Так что снимай, дядя, и будет у тебя фотка на память. На светлую память. Ха-ха!

— Ваше дело. Пошли, — протянул он руку виолончелистке, но Бен прижал ее к себе и заверещал:

— Люблю тебя!

Они были уже совсем безумными, эти парни.

Денис оглянулся на Славу, но тот сидел расслабленный и как будто дремал. Хованский подумал, что он один в поле воин — что с калеки возьмешь.

Гривастый Джус внаглую засунул руку Наташе за пазуху. Ну что ж, пора действовать!

— Ладно, уломали, сфотографирую вас напоследок. — Денис навел аппарат и нажал на спуск.

Вспышка ослепила юнцов, а Денис в тот же момент выбросил вперед правую ногу, целясь носком ботинка в лоб под стоящим дыбом гребешком волос. Попал! Голова Джуса откинулась, стукнувшись затылком о подоконник, и он завалился на бок на сиденье.