Неспособность любить - Евгения Горская

Особенно Безрукова доставала Данилу из-за собак. Сейчас в городе бездомных собак не стало, а тогда на огороженной забором с колючей проволокой промзоне, располагающейся недалеко от их домов, жила целая стая. Когда-то промзона принадлежала благополучно скончавшемуся еще в девяностые НИИ, а теперь там вовсю шла стройка. Жители, ясное дело, стройку не приветствовали, бунтовали, стояли с плакатиками, но два новых дома росли, несмотря на сопротивление общественности.

Стая была средней, постоянно в ней присутствовали всего четыре пса, но иногда животных собиралось до десяти. Откуда брались остальные и куда исчезали, известно было только господу богу.

На собак Данила внимания не обращал до того момента, когда там не появилась сучка с перебитой лапой. Сучка была в два раза мельче остальных, бежала, спотыкаясь, за стаей на трех лапах, не рискуя подойти совсем близко. Такой острой жалости, как к той собаке, Данила не испытывал ни к кому.

Вот и получилось, что он стал приходить к ограде промзоны, приносить для нее сосиски или колбасу, а собака ждала его, бежала навстречу и пыталась лизнуть. Данила садился на траву и терпеливо ждал, когда его подопечная съест благотворительный обед.

Безрукова насмехалась, но Даниле было наплевать.

В двери заскрежетал ключ. Данила вскочил, бросился в прихожую, обнял Улю.

– Ну как, понравился спектакль?

– Очень! – засмеялась Уля.

– Здорово! – обрадовался Данила.

В прошлый раз жена очередной спектакль ругала и сокрушалась, что дала подружке себя уговорить. «Конец затянут, – морщилась Уля. – Кресла неудобные, у меня затекли ноги. И голова разболелась». Даниле было очень ее жаль.

– Представляешь, молодые мужики играли старых бабок! Мне ужасно понравилось!

– Давай ужинать. – Он помог Уле снять шубку, повесил на вешалку.

Это счастье, что у него есть Уля. У него есть жена, семья, и его долг сделать все, чтобы его семья ни в чем не нуждалась.

Чего бы это ни стоило.

Снилось что-то хорошее – Саша, лето, заросшая травой дорожка. Лизе хотелось туда, к Саше, но нудный телефонный звонок вырвал из прекрасного сна. Лиза вытерла рукой подступившие слезы, медленно пошла к телефону.

Звонила мама. Лиза заверила, что с ней все в порядке, пообещала на днях обязательно заехать.

Потом позвонил Федор, и Лиза опять заверила, что все нормально.

Попробовала опять заснуть, положив переносную трубку на тумбочку рядом с кроватью, но заснуть не получилось, и она просто полежала, глядя в потолок.

Трубка зазвонила снова, Лиза, подложив вторую, Сашину, подушку под голову, ответила.

– Извините, – произнес незнакомый мужской голос. – Что-то я Александру Павловичу дозвониться не могу…

Голос был не молодой и не старый. Обычный.

– Александр Павлович погиб, – сказала Лиза.

– Что?! – ахнули в трубке. – Когда?

– Восемнадцатого. В субботу.

– Боже мой! – Нет, пожалуй, мужчине не меньше пятидесяти. – Боже мой! Я только недавно его видел!

Домашний номер Саша больным, как правило, не давал. Звонили либо в кабинет, либо на мобильный.

– А вы?..

– Я к нему жену привозил, – правильно понял мужчина. – Во вторник, четырнадцатого. Боже мой! Как же это вышло?

– Извините, мне тяжело об этом говорить. – Лиза быстро выбралась из постели, включила компьютер, открыла базу данных.

– Это вы меня извините.

– Фамилия вашей жены Иваницкая?

Во вторник четырнадцатого у Саши было двое больных вечером – Иваницкая и Белозерцева. И до этого троих он навестил на дому.

– Иваницкая, да. Мы в тот день рано приехали, кабинет еще заперт был. Пришлось в машине подождать. Потом Александр Павлович подъехал, и мы вместе поднялись. Господи, кто бы мог подумать! Он был такой веселый, коньяк нес.

– Что? – замерла Лиза. – Коньяк?

– Ну да. Я еще подумал, что тоже надо было ему коньяк подарить, а я не догадался. Хороший человек был Александр Павлович. И врач хороший, редкий. Мы у него лет пять лечились.

Человеку, который лечился у него пять лет, Саша мог дать домашний номер.

– Сил вам!

– Спасибо.

Лиза поднялась, подошла к окну. Она сразу ясно вспомнила тот день, вторник четырнадцатого. Накануне у Саши забарахлила машина. В моторе что-то стучало, и Саша позвонил знакомому автослесарю. Лиза предлагала мужу взять ее машину – без машины Саше нельзя, ему приходится много ездить по Москве к больным, но муж попросил Данилу. У Данилы несколько служебных машин, фирме приходится возить стройматериалы.

Точно, так и было. Утром Саша поехал к Даниле в офис, взял машину, а вечером вернул, потому что во второй половине дня автослесарь пригнал исправную Сашину.

А вечером Саша принес тот коньяк. Лиза разговаривала по телефону с подругой и вертела в руках бутылку. У подруги муж начал пропадать где-то по вечерам, и Лиза ее жалела.

Тот день у Лизы был тяжелый, она сопровождала группу австрийцев, встречала их в аэропорту, размещала в гостинице, потом возила на презентации какого-то оборудования, для чего, собственно, австрийцы сюда и явились. В оборудовании Лиза почти ничего не понимала и очень боялась ошибиться в чем-нибудь важном. Обошлось, австрийцы разговаривали с нашими инженерами по-английски и прекрасно друг друга понимали.

Она пришла домой поздно, Саша уже успел вернуть машину Даниле и даже ждал ее с ужином.

Лиза наклонилась к Сашиному портрету, вгляделась в глаза мужа.

Саша посмотрел на нее ободряюще.

Позвонить Даниле хотелось немедленно, но она достала телефон и сначала набрала Машу Безрукову. Кажется, Лиза ее разбудила, голос у давней подруги был недовольный.

– Извини, Маш, – сказала Лиза. – Данила Оборин хочет передать тебе ноутбук Кирилла.

– Оборин? – словно не могла вспомнить, кто это такой, удивилась Безрукова. Видно, вспомнила, потому что сразу спросила: – Зачем?

– Не знаю, – сказала Лиза.

– Ну… Глупость какая-то.

Безрукова знала, что Саша и Кирилл погибли, кто-то из школьных Лизиных подруг говорил ей, что Безруковой звонили, но на Сашиных похоронах Лиза ее не видела. На похоронах Кирилла тоже.

– Если хочешь, я дам тебе его телефон.

– Не надо, – недовольно отказалась Безрукова. – Возьми комп себе, а мы с тобой как-нибудь встретимся.

– Ладно.

– А что там, в компьютере?

– Не знаю.

– Наверное, детские фотки, – вздохнула Маша. – Лизочка, мои соболезнования!