Первая мировая. Убийство, развязавшее войну - Грег Кинг

В сентябре Франц Фердинанд и София приехали в Вену, остановившись на первое время во дворце Бельведер. Одно из красивейших зданий города в стиле барокко, это архитектурное чудо начало свою жизнь как летняя резиденция принца Евгения Савойского, высокопрофессионального наемника, спасшего Вену от завоевания турками. В начале 1717 г. архитектор Иоганн Лукас фон Хильдебрандт преобразовал уходящий вниз участок города в ослепительный дворцовый комплекс. Одноэтажный павильон с комнатами в строгом классическом стиле, получивший название Нижний Бельведер, располагался в нижней части комплекса. Строгая сдержанность этого места постепенно исчезала в поднимающихся по склону садах, с посыпанными гравием дорожками в тени раскидистых лип, мраморными скульптурами и живописными партерами, каскадами водопадов, впадающих в бассейны, становясь все более величественной по мере приближения к яркому Верхнему Бельведеру. Он располагался на вершине холма, доминируя над всей окружающей местностью. Его окна обрамляли кариатиды и резные колонны, а по краям размещались укрытые куполами беседки; фасад из бледного камня гармонировал с покрытой медью крышей, приобретшей со временем зеленоватый оттенок. Все это было настолько впечатляющим, что мало кто решался жить здесь на протяжении прошедших веков: последний раз Габсбурги пользовались этим дворцом в 1770 г., когда императрица Мария Терезия давала здесь прощальный ужин для своей младшей дочери Марии-Антуанетты как раз перед ее отъездом, чтобы стать злополучной королевой Франции.

Роскошный интерьер скрывался и за стенами дворца. Великолепная двойная лестница из белого мрамора поднималась между огромными фигурами херувимов и богато украшенными черными коваными фонарями. В центре дворца был Мраморный зал, его стены из красного мрамора украшали золоченые пилястры, а с высокого потолка спускались сверкающие хрустальные люстры. Пройдя через двери Французского входа на балкон над садом, взгляду открывалась панорама окружающего города с множеством церковных шпилей, за которой, казалось, угадывались далекие зеленые холмы Венского леса. Все три этажа дворца наполняли превосходные комнаты и залы, украшенные аллегорическими рельефными изображениями, потолками, расписанными в стиле trompe l’oeil («обман зрения»), с изображениями битв древних богов и полами с инкрустацией из редких и контрастных пород дерева.

Строгий и элегантный, наполненный отзвуками героического прошлого, дворец был замечательным. Но для проживания семьей дворец Бельведер не являлся самым комфортным местом. Франц Фердинанд потратил два года на его реставрацию, провел центральное отопление и электричество, установил современную сантехнику и ванные комнаты, и в сентябре 1900 г. дворец был готов для встречи его невесты. Потолки в частных апартаментах, выходящих окнами в сад, были снижены, чтобы комнаты стали более уютными и пара могла располагаться в любой из них, в зависимости от настроения и времени суток. Диваны и кресла в стиле неорококо были не совсем уместно обтянуты кожей или покрыты ярким английским ситцем и восточными коврами, пальмы в горшках боролись за лидерство с дамасским узором стен; столы заполняли фотографии в рамках, настольные лампы под балдахином и различные предметы викторианского bric-á-brac («брик-а-брака»). Все было выполнено в лучшем буржуазном вкусе, вполне комфортно, и совершенно неуместно в комнатах, исполненных в стиле барокко.

Император приехал сюда в начале сентября, чтобы осмотреть ремонтные работы и, что еще более важно, встретиться с женой своего племянника. «Все прошло достаточно хорошо, — писал Франц Иосиф. — Она была естественна и скромна», — признавался он и недобро добавлял, что София «не выглядела слишком молодой». Этот визит стал началом бурных и достаточно сложных отношений, где личное радушие сменялось династическим неодобрением, которые затрагивали практически все стороны жизни Франца Фердинанда и Софии. В эти первые дни императора все еще возмущал этот брак, который он считал нежелательной и вынужденной уступкой. Говорят, что когда он упоминал Софию, он называл ее «женщина из Бельведера» и даже якобы однажды признался: «Этот брак разрушает мою старость. Если бы я мог, я бы признал его недействительным».

«Некоторые люди, — писал один придворный, — видят в Софии злоумышленницу против древнего Императорского Дома». Два брата Франца Фердинанда, Отто и Фердинанд Карл, пытались делать вид, что Софии просто не существует, избегая любых ситуаций, где они могли бы вынужденно с ней встретиться. Дамы из императорской семьи были особенно жестоки, настаивая на том, что София «проложила себе путь в круг элиты, к которой она, естественно, не принадлежит». Как замечал один историк, «они относились к Софии как к простой фрейлине, которая вызвала к себе внимание Двора и его гнев за то, что поймала в свои силки наследника трона. Они вели себя с ней как с обычной фрейлиной, унижая ее». Эти властные женщины играли в злые игры. Когда София давала обед или устраивала небольшой прием, эрцгерцогиня немедленно назначала на этот же вечер крупное мероприятие. Согласно этикету, это заставляло гостей Софии отказываться от ее приглашения.

Только бывшая наследная принцесса Стефания сохраняла дружеские отношения с парой возлюбленных. Ее дочь Элизабет заработала «фанатичную ненависть и глубокое презрение» за то, что распространяла «злобные слухи и грубые сказки». Она жаловалась, что однажды, когда они обе присутствовали на одном аристократическом приеме, ей пришлось столкнуться с Софией. Она подчеркнуто грубо сокрушалась: «Только представьте себе! Она наклонилась через меня!» Эрцгерцогиня Изабелла также была не склонна прощать Софию, считая ее выскочкой и делая все возможное, чтобы увидеть ее лишенной всего.

Различные слухи о молодоженах ходили по всей Вене, и в большей степени они были иронично отрицательными. Одна популярная история утверждала, что однажды полиция гонялась за попугаем, залетевшим в город. К своему ужасу, они слышали, как птица периодически извергала потоки ругательств, называя эрцгерцогиню «шлюхой» и сокрушаясь, что император «будет, видимо, жить до ста лет». Молва считала, что попугай скорее всего сбежал из Бельведера, где Франц Фердинанд и София и научили птицу ее своеобразному словарному запасу.

Такие нелепые истории способствовали публичным оскорблениям, которые посыпались на супругу Франца Фердинанда. Один из авторов назвал их «методом мелких уколов», но эти «мелкие уколы» оказались ножевыми ранениям для беззащитных Франца Фердинанда и Софии. С молчаливого согласия императора руководил этими действиями непопулярный принц Альфред де Монтенуово. Как обергофмейстер двора Франца Иосифа, Монтенуово был категорически против этого брака, сделать уже ничего не мог, но и не старался изменить сложившееся у него мнение. Кроме того, что Монтенуово распускал слухи о том, что эрцгерцог был не первым, с кем графиня разделила постель, он распространял и официальные фотографии новой принцессы Гогенберг. По его указанию чиновники его кабинета предварительно ретушировали эти фотографии так, что Софии на них прибавляли морщин и старались сделать ее как можно более непривлекательной.

Монтенуово строго придерживался известного испанского этикета Габсбургского двора, реликвии былой славы правящей династии Европы, выгодно используя его, чтобы оправдать наносимые им унижения, объясняя их простым соблюдением архаичного протокола. Когда Франц Фердинанд высказал как-то некоторые возражения, Монтенуово ответил грубо: «Ваше Императорское Высочество, несомненно, милостиво согласится с тем, что я никогда не стеснялся отвечать на все вопросы, которые лежат в моей компетенции, и стоял на своих убеждениях… Если и возникали конфликты, то в основном из-за действий Вашего Высочества… Я должен помнить о том, что являюсь высшим должностным лицом дворцовой элиты… Я упоминаю об этом только для того, чтобы объяснить Вашему Императорскому Высочеству, что эти вопросы затрагивают мою совесть и мое чувство долга, и попросить Ваше Императорское Высочество не делать мне замечаний».