Триумф Времени и Бесчувствия - Владимир Сорокин

Наташа. Когда меня кинули с бизнесом в Польше, Алекс так же сказал: “Экая невидаль – украли двести тысяч”. И я сразу перестала мучаться. Я забыла про эти двести тысяч. Навсегда. Петер. Сейчас бы Алекс сказал: “Экая невидаль – четыре метра снега! Так и надо!” Все. Так и надо!

(Чокаются, пьют, едят.)

Наташа. Мужчины, не торопитесь. Запеканки хватит всем.

Жак. Запеканка с собачьим кормом весьма недурна! Я много чего попробовал в Китае. Даже блюдо “Борьба тигра с драконом”, рагу из кошачьего и собачьего мяса. Жареных личинок жуков ел. И все было вкусно, как всегда у китайцев.

Петер. Господа… ммм… мы насыщаемся слишком быстро… не торопитесь! Вкушайте пищу медленно.

Жак. Моя дурацкая привычка быстро есть. Но… ммм… побороть ее сейчас особенно трудно.

Все смеются.

Ян. Давайте наслаждаться вином, едой и теплом. Что еще надо для спасения?

Наташа. Бог.

Сильвия. Мне он уже не нужен.

Жак. Наташа, у вас, православных, более простая картина мира.

Петер. И слава Богу. Мой друг, австриец, побывал в России, ходил там в церкви и вернулся воодушевленным: Россия – единственное место, где еще осталась настоящая христианская вера.

Наташа. Не думаю. Истинно верующие есть везде. Просто твоему другу надоел католический комфорт. У вас сидят во время службы, а у нас – стоят.

Петер. Рыбка, ты все упрощаешь. Кризис католичества – большая тема. Ты этим, насколько я помню, никогда не интересовалась. Извини, но ты не в теме.

Наташа. Кризис православия – тоже большая тема.

Жак. А вот мы, европейцы, давно в курсе кризиса православия, Наташа. Сразу после дела Pussy Riot!

Наташа. Да, все сразу поняли, чем православие отличается от католичества.

Все смеются.

Наташа. Мужчины, надо подкинуть дров в камин. Кто спустится вниз?

Мужчины молчат.

Петер. Тот, кто помоложе.

Жак. Петер, это патриархальный православный подход!

Все смеются.

Ян. Друзья, признаться, я так устал сегодня на крыше… нет, конечно, я готов, но…

Жак. А у меня болит нога.

Наташа. Это ответ буддиста?

Смех.

Петер. Наташа, тепла еще хватит на час, а то полтора. Спешить нам некуда, черт возьми!

Сильвия (уже порядком захмелевшая). А это речи протестанта! Слава Лютеру! Sola scriptura, sola fide, sola gratia!

Хохот.

Наташа. Бросайте жребий, лентяи!

Жак. Хорошая идея.

Петер (резко, грозно-притворно). Дерьмо! Дерьмо! Нет! Это плохая, либеральная, упадническая, политкорректная и насквозь прогнившая идея! Господа, мы рыцари или нет?! Все – вниз! Рыцари спускаются вниз и бросают в пасть камина знаки цивилизации! Вниз! Вниз! Вниз! В огонь! Все в огонь!

Наташа. Только дом мне не сожгите, рыцари!

Смех, выкрики.

Мужчины встают, спускаются в гостиную. Наташа и Сильвия остаются сидеть за столом.

Наташа. Слава Богу, что мы все такие смешливые.

А то… можно было сойти с ума.

Пауза.

Сильвия (с бокалом вина в руке встает, подходит к окну). Даже ночью видно, что он идет. Наташа, ты родилась и провела детство в России. Скажи, а вообще… зачем нужен этот снег?

Наташа. В каком смысле?

Сильвия. Ну, он же не дождь… он просто падает, падает, заносит все, заносит… а природа спит. И люди спят. Падает, падает… Какого черта он падает?

Наташа. Знаешь, мне надоело говорить про снег.

Давай, пока мужчины внизу, закурим их предпоследнюю сигару.

Сильвия. Давай! Удивим мужиков!

Наташа раскуривает сигару. Они курят по очереди.

Наташа. Знаешь, что мне это все напоминает?

Помнишь сказку братьев Гримм про волшебный горшочек? Который варил кашу без остановки?

Сильвия. “Горшочек – вари!” Да, да! Горшочек варит, варит, варит, не может остановиться. И каша лезет и лезет, лезет и лезет! И что?

Наташа. Над нами, над всей Европой на небе такой же горшок. Он варит, варит, варит. Варит снег. Варит снег! И снег все валится и валится на нас, валится и валится.

Сильвия (глядя в окно). Валится и валится…

Наташа. Валится и валится.

Сильвия. Валится и валится…

Наташа. И некому приказать: “Больше не вари!”

Сильвия. Некому…

Наташа. Некому.

В гостиной Петер спихивает ногой телевизор с подставки, указывает на подставку Жаку и Яну. Они втроем вспрыгивают на подставку, она трескается и ломается под их весом.

Петер (опускаясь на колено перед подставкой). О, подставка под телевизор! Сколько лет ты поддерживала этот чудесный ящик, дарующий нам прекрасные иллюзии, пленительные звуки, рев стадионов, ложь политиков, сообщения о погоде, курсах валют, террористических актах, марсианских песках и прочей ерунде! Мы кидаем тебя в огонь, ибо тебе больше нечего поддерживать!

Жак (кидая обломки подставки в камин). Гори!

Ян (кидая обломки в камин). Гори!

Петер (кидая обломки в камин). Гори!

Жак (опускаясь на колено перед стулом для рояля). О, стул, поддерживающий прекрасный, восхитительный, нежный зад пианиста, играющего божественную “Лунную сонату”. Он играл, играл, играл, этот пианист, радовал нас и своими звуками, и своим нежным задом, а потом… что-то случилось. Случилось вот что: повалил снег, и зад замерз. Озяб! Зад сказал: черт возьми, но мне холодно, парни! “Лунная соната” – это прекрасно, нет слов. Но у меня, у зада, просто зуб на зуб не попадает от этого проклятого холода! Я весь дрожу, как вишневое желе! Так что, полезай-ка ты, любезный стул, в огонь и согрей зад пианиста! (Кидает стул в камин.) И вместе с нотами! (Кидает в огонь подвернувшиеся ноты.)

Петер. Гори!

Ян. Гори!

Жак. Гори!

Ян (опускаясь на колено перед книжным шкафом). О, досточтимый книжный шкаф… нет, я это уже где-то слышал. Просто: о, дорогой шкаф! Или, еще проще: Эй, шкаф! Раньше твои книги были нужны нам, чтобы забыться, а теперь чтобы согреться. Да, вот такие обстоятельства! Многое изменилось в жизни европейца: если мы едим собачий корм, то почему бы нам не отопиться “Волшебной горой”? И похоже, с этим уже ничего не поделаешь. Увы! Так что, дорогой шкаф, ты не возражаешь, если я возьму из тебя три самые толстые книги?

Пауза.