Моя нечаянная радость - Татьяна Алюшина

Батардин решил как можно скорее распрощаться и расстаться с дамочкой, чтобы она дольше не находилась рядом – ни видеться, ни общаться – не надо.

А потому, что он ее хотел! Все время! И посматривал, выискивал постоянно взглядом среди людей, и наблюдал непроизвольно за ней! И хотел! Черт бы все побрал!

Девочка эта в его вкусе и нравилась ему необычайно. Он абсолютно здоровый, полноценный мужик, у которого к тому же давно не было женщины. И если еще два дня назад он был погружен в свою черную дыру боли, проживая жизнь больше по инерции, тогда ему было совсем не до плотских желаний и вообще-то и не до жизни как таковой, и Матвей не замечал ничего кроме этой своей боли и непроходящего чувства вины, то сегодня он снова стал живым.

Как возродился наново – пусть и через муки и слезы, но возродился! И ему хотелось эту девочку. Но она не из тех облегченных поведением девиц, которой запросто можно предложить провести ночь вдвоем или легкую интрижку, пусть даже имея на это сто раз все узаконенные права. Да и их совместное паломничество и встреча со Старцем Никоном и стояние пред Иконой – это совсем иное. Совсем. Другого образа и порядка.

И тут выяснилось, что ей негде ночевать.

Батардин аж простонал мысленно! И ринулся срочно искать в Интернете место для нее. И, уже понимая, что придется приглашать к себе в номер, чуть зубами не скрипел, представляя те мучения, которые придется перетерпеть, ложась спать в одну кровать с этим искушением. И разозлился совсем, когда она вдруг принялась отказываться, да еще спорить об оплате ужина.

И вроде все уладилось, и они вполне мирно договорились, но девушка увидела эту кровать и взбрыкнула совершенно неожиданно. Его прямо порвало, когда начался второй раунд женских закидонов, – так вдруг искренне захотелось послать ее куда подальше – третьей жиличкой в какую-то избушку!

И вдруг она так сказала про невесту и про день, который должен быть самым счастливым в жизни… И Матвей почувствовал себя последней скотиной.

Конечно, для женщин свадьба – это такое важное, эпохальное событие. А эта Майя замужем никогда не была, и детей у нее нет, и, наверное, как все девочки, в детстве еще мечтала о роскошном свадебном платье и прочем, что там полагается на свадьбах.

Но она на удивление быстро справилась с нервами и даже извинилась. Батардин откровенно подивился ее разумности и тому факту, что в наше время есть девушки достойные и умненькие, способные спокойно признавать свою неправоту. Надо же!

Он постарался задержаться в ванной подольше, чтобы она успела устроиться и в идеале – заснуть. Долго полоскался под струями воды, медленно вытирался, тщательно брился, хотя чувствовал себя уже совершенно измочаленным, а брился обычно по утрам, но все оттягивал время, как мог.

И она действительно заснула. Он услышал, когда осторожно вошел в спальную, как она очень мило тихонечко сопит во сне и улыбнулся. Всему – и ее милому сопению, и тому, что она позаботилась, оставив гореть ночник на тумбочке.

Но стоило только сесть на кровать, как она проснулась.

Сопеть девушка перестала, Матвею так вообще показалось, что и дышать и шевелиться тоже.

«Вот же черт!» – расстроился Батардин.

Он лег на спину, повозился немного, перевернулся на бок и прислушался, как она там. Она не спала, совсем неслышно дышала и замерла почему-то, не двигаясь – с перепугу ото сна, что ли, подумалось ему.

– Я вас разбудил, извините, – разбил повисшую над ними напряженную тишину Матвей.

И снова повернулся, теперь уж на другой бок, и смотрел на ее спину, укрытую одеялом.

– Не совсем вы, – ответила девушка, немного соврав, и тоже повернулась.

Сначала на спину, с облегчением скинув с себя удушающее, как ей казалось, одеяло. Полежала несколько секунд так, помолчала и повернулась на другой бок лицом к мужчине.

– Почти заснула и вдруг привидилась Богородица с Иконы. И так она на меня смотрела, что весь сон улетучился, – тихо-тихо сказала Майя, словно боялась потревожить ночь. – Представляете?

– Представляю, – в тон ей тихим голосом поддержал Матвей.

– А он… – она запнулась на вопросе, но продолжила: – Старец Никон, он вам помог? Вы получили то, за чем приехали?

Батардин молчал и смотрел на нее странным взглядом. В свете неярко горевшей ночной лампы на его тумбочке выражения его лица было почти не разобрать, но ей казалось, что мужчина решает что-то очень важное про себя, и Майя даже подумала, что он не станет ей отвечать, но он все-таки ответил:

– Да, помог. – Матвей немного помолчал и добавил: – Больше чем помог.

И тут он неожиданно придвинулся вперед, протянул руку, обнял Майю за талию, одним сильным движением притянул к себе и навис над ней, облокотившись рукой на кровать и внимательно всматриваясь в ее лицо. А потом медленно наклонился, давая Майке возможность увернуться, оттолкнуть его, остановить… и поцеловал.

И поцелуй это был на жизнь жарче, мощнее того, которым он наградил ее в ЗАГСе! На целую жизнь жарче! В этом мужчине словно полыхал какой-то внутренний очищающий огонь, и Майка принимала это пламя, очищалась вместе с ним и восставала из собственного пепла!

Боже, какой же это был поцелуй! Ма-моч-ки!!

Батардин опустил руку на ее ногу, погладил и, взявшись за подол платья, стал медленно поднимать его в верх по ее телу, а когда дошел до талии, остановился, прервал поцелуй и очень внимательно посмотрел девушке в глаза, снова предоставляя ей возможность остановить все – себя, его, все, что уже клокотало в них двоих.

Но она улыбнулась. Улыбнулась так, как улыбается только женщина, подчиняясь, сдаваясь мужчине и покоряя его одновременно – разрешая и принимая все, что он обещает ей, увлекая за собой…

И он стянул с нее платье, отбросил в сторону и замер, разглядывая открывшуюся его взору девичью грудь.

– Ты великолепная, удивительная, очень красивая, – хрипло восхитился он.

И наклонился, поцеловал ее грудь.

А у Майки сорвало крышу!

Она совершенно потерялась в его поцелуях, нежности, ласках и уже не замечала, не понимала ничего вокруг и ахнула, когда он одним толчком вошел в нее, и полетела…

Они не говорили ничего и не шептались, лишь стонали – целовались, смотрели в глаза друг другу и неслись к финалу. В самом конце она выгнулась дугой и прикусила губу, чтобы не закричать во все горло от невероятного потрясения и оргазма, сотрясавшего все ее тело.

А потом уткнулась в изгиб его шеи, а он прижимал ее к себе сильно и как-то невероятно надежно.

И вдруг совершенно неожиданно и непонятно отчего Майка заплакала.

Всерьез! Заплакала, обливая шею мужчины хлынувшими враз горячими, не подвластными воле слезами.

– Майя! – испугался всерьез Батардин, резко отодвинулся и посмотрел на нее. – Что случилось? Я сделал тебе больно? Неприятно? Напугал?