Люди Волка - Уильям Майкл Гир

— Я понял это так. — Он обхватил подбородок рукой. — Потом я оглянулся и увидел, что море разбушевалось и собирается поглотить нас обоих. Я взял мясо, и женщина улыбнулась опять и сказала: «Ты и я — одно. Мы с тобой одно». Потом она взяла меня за руку и превратилась в большую птицу, Птицу Бури, и унесла меня на своих крыльях далеко к югу, в страну за белой стеной.

Красный Кремень чуть-чуть улыбнулся, на мгновение показав зубы.

— Вот почему ты всегда убеждал нас двинуться на юг, хотя по пути туда дичи все меньше.

— Каждый раз, когда я думаю об этом, дух во мне пробуждается. До сих пор. Только это спасает меня от спячки, держит меня на плаву… Будто та ведьма приказала мне повести все роды на юг.

Красный Кремень посмотрел на пламя костра, бросавшее отблески на перекрытия чума.

— Но другие роды не пойдут. Они скажут — в этом нет воинской доблести. Враги, что живут на юге, разбегаются сами, как чайки с обрыва.

— Знаю. — Ледяной огонь поглядел на озабоченное лицо друга. — Но что если я не смогу спасти свой народ прежде, чем море поглотит его?

— Тогда наш род пойдет к югу один. Одно-то можно сказать наверняка: этих трусливых Врагов, с которыми мы воевали, осталось мало, а будет еще меньше. В любом случае наш род рассеет их, как докучливых мошек.

Ледяной Огонь сомкнул мозолистые ладони.

— Может быть… Но мне привиделся один юноша. Высокий, гневный юноша. Я видел, как он кидает в нас копья, несущие смерть. Он вождь. Настоящий воин. Он…

— Продолжай.

— Я, может быть, должен убить его. Красный Кремень, не двинувшись с места, взглянул на него:

— Ну и что с того? Тебе разве не приходилось прежде убивать людей?

Ледяной Огонь поднял на него полные муки глаза:

— Я не знаю, смогу ли…

— Да отчего же?

— Мне… мне кажется, он — мой сын.

Волчий Сновидец с тревогой смотрел на заснеженную равнину. Несколько острых пиков нарушали ее однообразную красоту. Ветряная Женщина дула так яростно, что люди еле держались на ногах. Неутешительно выглядели эти места! В расселинах виднелись чахлые березы и ивы. Не раз и не два проваливались они в эти ямы, и немалых сил стоило каждый раз выбраться оттуда. Каждый шаг по скользкому льду надо было отмерять заранее — предательская ошибка могла стоить жизни. Упадешь, сломаешь ногу — и все, конец…

А ведь от него зависит судьба целого Народа! Бремя, которое он нес, было тяжелее мамонтовых бивней. Вкус волчьей крови стоял у него на языке, огонь вещего Сновидения вел его вперед. И это было на самом деле.

Эти мучительные дни все тянулись, а он старался убедить себя, что Волк не обманул его. Не мог же он так страшно играть с целым Народом. Бегущий-в-Свете не допускал такой мысли. Он стоял, опершись на копье, и глядел на разбросанные скалы, на окутанные снегом валуны.

— Опять Вещая Охота? — прошептал он, чувствуя, как приближается Пожиратель Душ, сын Долгой Тьмы, и ждет только конца этих кратких часов, когда Отец Солнце поднимется над горизонтом. — Я так устал, — добавил он. — Если бы я только мог лечь в снег и отдыхать — и пусть Долгая Тьма возьмет мою душу, пусть ее унесет в необозримые просторы Ветряная Женщина. Смерть — это покой… —Он сжал челюсти и заставил себя собраться с силами. — Трус!

Глубоко вздохнув, он из последних сил двинулся к вершине холма. Люди шли следом — голодные, осунувшиеся, с осуждением глядящие на него. Большинство их уже не верило в то, что ход через ледник и впрямь существует.

— Волк… — хрипло взмолился он. — Укажи мне путь! Он обернулся и увидел, что Издающий Клич и Прыгающий Заяц остановились и стали острой бизоньей костью раскапывать высокий, конической формы сугроб. Они строили хижину.

— Придется стать здесь лагерем? — прошептал он.

Он увидел Обрубленную Ветвь, и зрелище это наполнило его душу болью. Она ковыляла вслед за другими, сгорбленная, с потемневшим лицом, и в глазах ее стоял отблеск Сна.

Сжав кулаки, он пошел прочь от своих роющих снег товарищей — прочь от Народа.

Ветряная Женщина заносила его покрывалом снега. Кристаллики льда трещали у него под ногами. В гору, опять в гору, — долго ли еще идти по этим скалистым холмам? Холодные, пустынные, они походили на хребет ледяного чудища. Продутые ветром черно-синие скалы нависали над ним в подступающих сумерках.

— Так много ртов, Волк… — прошептал он. — И так мало пищи.

Когда лагерь исчез из виду, Бегущий-в-Свете опустился на колени, зачерпнув руками никогда не тающий снег.

— Неужели мой Сон был обманом? — обратился он к столпившимся Духам Тьмы. Склонив голову, он слушал, как они без отдыха снуют близ него, уже погружая свои щупальца в его душу.

Лунный свет ложился на склоны. Слежавшиеся гладкие сугробы отливали серебром. Кое-где виднелись прорытые в снегу желтоватые ямки — оттуда извлекали мох и березовые ветви, которыми люди отапливали свои ледяные норы. А сквозь рассеянные облака глядел вниз, на землю. Звездный Народ.

Пляшущая Лиса, согнувшись в три погибели, пряталась за выступом сугроба у входа в нору, прислушиваясь к суматохе, царящей внутри. Рыдания заглушали звуки отходной песни. Серая Глыба совсем ослабела, ее дряхлые кости уже не в силах были выдержать этого мучительного дня — долгих переходов, подъемов в гору и спусков по неровным каменистым склонам. Глубокая жалость томила Лису. Как хотелось ей войти внутрь, обнять старуху и прошептать ей в последний раз слова любви и почтения!

Но она — отверженная. Она не могла войти в человеческое жилье, если только кто-то милостиво не пригласит ее; а старуха наверняка уже слишком плоха, чтобы сделать это.

Она дрожала от холода, ее дыхание белым облаком стояло около рта. Порывы ветра ударяли ей в лицо. Ветряная Женщина доносила отзвуки зловещего волчьего воя.

«Почему ты не убежала?» — с яростью шептала она себе. На самом деле у нее были на то причины — она не могла без глухой злобы подумать о них. До Бегущего-в-Свете было уже чересчур далеко, и она боялась, что слишком долгая буря занесла оставленный им след. Да и потом, она не вправе сейчас была брать пищу из запасов Народа. Идти пришлось бы без еды и без оружия…

Пусто было у нее на сердце. Если бы только она догнала Бегущего-в-Свете! Он бы помог ей, утешил бы ее. Но сейчас эта мысль только делала ее борьбу за существование еще более невыносимой.

Внезапно пение в норе прекратилось.

Засунув окоченевшие пальцы под парку, она замерла, ожидая худшего. За спиной у нее раздались тихие шаги.

— Она была доброй женщиной, — грустно произнес Вороний Ловчий. — Жаль, что здесь нет Прыгающего Зайца.

Она вздрогнула:

— Может, я бы могла…

— Нет… — мягко отозвался он. — Они боялись, что твоя проклятая душа может помешать ей достичь Блаженного Звездного Народа.