Люди Волка - Уильям Майкл Гир

— Зачем ты так? — спросил Издающий Клич. — Мы бы могли пристрелить одного или двоих. Волчье мясо — дрянь. Но все равно мясо.

Прыгающий Заяц вздохнул, поглядев на животных сейчас круживших вдалеке, — дротику не долететь…

— Одного такого зверя хватило бы, чтобы спасти жизнь кому-нибудь из стариков.

Поющий Волк уже открыл было рот, собираясь что-то горячо возразить, но вдруг обернулся и стал оглядывать окрестности, пожимая плечами, будто мир вокруг него куда-то исчез.

Издающий Клич осмотрел останки быка, проглядывающие сквозь снежный покров. Волки обглодали все что можно.

— Даже кишок не осталось… Жира, и то немного. Но все равно еда.

Прыгающий Заяц облизал потрескавшиеся губы.

— Люди скажут, что мы дурни, если мы сейчас поплетемся обратно в старый лагерь, а потом все равно пойдем той же дорогой — искать этот пролом в леднике. — Он вопросительно поглядел на своих родичей:

— Значит идем вперед? Да?

Издающий Клич наполнил легкие воздухом, потом выдохнул…

— Кто как, а я не охотник опять карабкаться через эти скалы, чтобы прийти обратно в Мамонтовый Лагерь.

— Ну и славно! — воскликнул Прыгающий Заяц, хлопнув в ладоши. — Ну так я иду за остальными и зову их сюда. — Он быстро повернулся и побежал обратно по их следам.

Издающий Клич бросил взгляд на Поющего Волка. Тот виновато отвернулся.

А отряд Кричащего Петухом все редел. Два Свистка заблудился в пути. Серый Камень по дороге споткнулся, упал и не смог подняться. Пришлось бросить его — они сами шатались от голода. Как Кричащий Петухом ни уламывал их, как ни подгонял словами и тумаками — все без толку: силы людей уже были на исходе.

Вместе со всеми плелась Пляшущая Лиса. Она уже близка была к последней черте. Если б не подачки Вороньего Ловчего, она давно бы уже сгинула от холода и истощения. Делать было нечего, и она шла в хвосте колонны, стараясь не слишком отставать от других; иногда ей это удавалось, иногда нет.

Даже Вороний Ловчий осунулся и помрачнел. Только властный нрав заставлял его по-прежнему шагать впереди отряда. Порою ему удавалось поймать кролика, куропатку или набрести на не до конца объеденные останки какого-нибудь зверя. Только этим они и жили.

Во сне она видела Бегущего-в-Свете — глаза его были полны слез; один и тот же Сон повторялся не раз и не два. Бегущий-в-Свете стоял на вершине каменной скалы. А она, Пляшущая Лиса, ползла внизу по острым камням. Чем дольше ползла она, тем круче становился склон, тем выше он казался.

Она звала его, тянулась к нему, пыталась коснуться камня, на котором он стоял. Вновь и вновь она подпрыгивала вверх — и все без толку. А он стоял с безразличным лицом, не догадываясь, что она рядом, сколько она ни пыталась обратить на себя его внимание.

В конце концов, когда она начинала стонать от отчаяния, он поворачивался и медленно уходил, окруженный столбом света, оставив ее во тьме и пустоте.

— Надо было идти за Бегущим-в-Свете, — слабым голосом пробормотала ковылявшая впереди нее Старуха Кого-ток. — Надо было. Волчий Сон. Обрубленная Ветвь знала. Она сразу распознает Сновидцев.

Холодок подошел к сердцу Пляшущей Лисы.

— Да. Она знала.

Старуха Кого-ток на мгновение обернулась, забыв о том, что перед ней — проклятая женщина.

— Я ведь в глубине души знаю: Сила Кричащего Петухом ушла. А он все равно ведет нас.

— Дурак он, — сказала Пляшущая Лиса. — А хуже всего, что он несет смерть людям, которые ему доверились, — просто чтобы сохранить лицо.

— Да, — прохрипела старуха, выпустив белый клуб воздуха изо рта. — Меня-то он точно уходил до смерти. Устала я, девочка моя. Устала и продрогла. Я всем телом это чую. Я, когда сижу на месте, вся дрожу. А что это значит? В теле больше нет огня, вот что! Нет огня, девочка моя!

— Ничего, у тебя еще есть силы! — уговаривала ее Пляшущая Лиса. — Обопрись-ка на меня! Старуха покачала головой и остановилась.

— Нет, — сказала она, глубоко вздохнув. — Я попросту устала. Понимаешь? Я перешла черту…

Пляшущая Лиса тоже остановилась. Сердце ее содрогнулось.

— Держи-ка мою руку. Я помогу тебе! Если ты упадешь — это верная смерть. Когда настанет ночь, тебе негде будет укрыться.

Старуха сухо кашлянула.

— Дать тебе руку? Чтобы моя душа разделила с твоей проклятие?

Пляшущая Лиса отдернула руку и опустила глаза:

— Я жить хочу — вот и вся моя вина.

— Я пошутила, девочка моя. Что мне за дело до его заклятий! Его Сила ушла. Ни мне, ни тебе он вреда не причинит.

Они минуту-другую испытующе глядели друг другу в глаза.

— Извини, что я дурно с тобой обращалась все это время, — виновато прошептала старуха. — Я боялась, что эти люди осудят меня. А погляди, как вышло… — Она повела в воздухе трясущейся рукой. — Стоило мне ослабеть, все они меня бросили. А кто тратит время, чтобы поддержать меня? Проклятая женщина, которую прогнал этот дурень, Кричащий Петухом.

— Идем. — Пляшущая Лиса улыбнулась и обняла рукой костлявые плечи старухи. — Идем. Вороний Ловчий кое-что принесет мне этой ночью. Я с тобой поделюсь. Постараемся выжить, а, Бабушка?

— Кричащий Петухом сживет нас со свету, так ведь? — возразила Старуха Кого-ток, а потом, подумав, добавила:

— Если только сам прежде не помрет.

— Если, — шептала Лиса, помогая старухе идти и при этом чувствуя, как начинают неметь ее собственные ноги. Еще немного — и она тоже обессилеет.

— Уж конечно, — хмыкнула старуха. — Коли все так его ненавидят — долго ему не прожить.

Лиса ничего не ответила. Но как бы она хотела, чтобы старуха оказалась права!

Люди отстегнули от походных мешков снегоступы и закрепили их на шнуровке своих высоких сапог. Устало ступая, они выбрались из норы. Их острые глаза вглядывались в снег, высматривая останки карибу, или мускусного быка, или случайно пробегающую мышь. Сбоку подкралась лиса, но сразу же распознала людей и пустилась наутек. Когда с севера подошла ночь, они вырыли норы в сугробах и сделали привал.

Бегущий-в-Свете жевал тонкую полоску промерзшего мяса. Он почувствовал вкус горячей бычатины, рот его наполнился слюной. Так мало… И это — вся стоящая еда, что есть у них. Этого едва хватит, чтобы выжить. Где мамонты? Ведь хоть горстка этих могучих животных должна была выжить — они же могут добывать себе пропитание, раскапывая снег своими могучими бивнями. Где карибу?

Но Сон был так ярок!

Он окинул глазами снежную нору. Дети уже лежали в углу, укутавшись в плащи, матери склонились над ними. Фигуры мужчин темнели возле белых стен. Никто не глядел ему в глаза. Все они разговаривали между собой, будто его здесь не было. Все, кроме Обрубленной Ветви, помогавшей ему расчистить в снегу место для своего ложа.