Снайперы - Владимир Никифоров

– Шкипер! – кричит он. – Отдавай якоря!

Ему кажется, что еще можно удержаться в той жизни, если зацепиться за ее краешек якорями, продержаться до прихода той Силы, которая олицетворена у него в корабле «Иосиф Сталин».

– Товарищ лейтенанта! – кричит конвойный. – Они лезут!

– Стреляй! Стреляй без предупреждения!

К нижним ярусам в трюме подступает вода, зэки перебираются наверх, толпятся на лестнице, рвутся наружу.

– Александр Ксенофонтович! Вы здесь? Что же это? Что же с нами будет?

– То и будет – братская могила! Даже на северной земле нам места не нашлось.

– Александр Ксенофонтович, ведь если нас на палубу вытолкают, то конвоиры пристрелят!

– Как пить дать!

– Что же делать? Что-то надо делать, Александр Ксенофонтович!

– Вы помните стишки про коммунистов? Должны помнить, раз шесть языков знаете.

– Помню. Мне говорили, что такой памяти у людей не бывает.

– Помните про плотину, которую пробило? Читайте, да громко, криком!

– Коммунисты, вперед! Коммунисты, слушай меня! Если мы не остановимся и не остановим других, то все погибнем! Призываю всех к порядку и спокойствию! Пустите меня к тамбуру! Я пойду разговаривать с конвоем!

– Жиды с коммунистами и здесь спелись!

– Здесь нет коммунистов!

– Неправда, есть!

– Братва, жить-то всем хочется! Послушаем батю!

– А на хрена такая жизнь?..

– Батя дело говорит! Пропустите его!

– Товарищи коммунисты и все разумные люди! Если мы не спасем себя, никто не поможет. Это я вам точно говорю. А спасут нас только порядок и дисциплина!

Начальник конвоя лихорадочно надевает на себя спасательный нагрудник, командует шкиперу:

– Спускай лодку!

– Да как я ее спущу в такую волну?

Начальник конвоя выхватывает пистолет:

– Спускай, твою мать!

Шкипер настраивает стрелу и лебедку, вываливает лодку за борт.

– Со мной поедешь! На пароход!

Шкипер отрицательно мотает головой в шапке, у которой все так же одно ухо опущено, другое торчит.

– Поедешь!

– Я судно не могу оставить! Даже если сам начальник пароходства прикажет!

Начальник конвоя прыгает в лодку.

– Товарищ лейтенанта!

– Я вернусь на пароходе! Никого не выпускать! Стрелять без предупреждения!

Волна накрывает лодку и начальника конвоя. Лодка всплывает вверх дном. Начальника конвоя нигде не видно.

– Товарищ лейтенанта! Товарищ лейтенанта!

* * *

В рубке парохода оцепенелое молчание. Четко выполняются команды, отдаваемые ровным голосом капитана, крутится штурвальное колесо. Но все уже не так, как прежде. Словно с выходом на этот страшный плес кончилась прежняя жизнь.

В радиорубке радист передает радиограмму:

«ЧР[1] сего семь мск мыса Убойного встретили штормовой шквал восемь баллов тчк семь сорок пять мск пошли оборот целью постановки каравана убежище тчк семь пятьдесят лопнула больная баржи тридцать четыре тчк баржа дрейфует штормовом месте взять ее буксир невозможно тчк постановки лихтера якоря последуем барже оказания помощи КС[2] Иванов».

* * *

– Эй, на посту! С вами говорит бывший начальник УВД генерал Бураков! Позовите начальника конвоя!

– Товарищ лейтенанта нету!

– Как нет?

– Товарищ лейтенанта волной накрыло!

– Тогда слушайте меня вы! Речь идет о жизни сотен людей, в том и числе и вашей! В трюм снизу и сверху хлещет вода! Если не действовать вместе, мы все пойдем ко дну! Я принял на себя командование в трюме, выпустите меня, надо решать, что делать!

– Товарищ лейтенанта приказал стрелять!

– Ну так стреляй, морда татарская! Пойми, нам бежать все равно некуда!

– Я открою! Только буду стрелять, если генерала не один!

– Да один я! Если обману, то стреляй!

* * *

Только у самого берега рыбаки сняли блокаду, пустили Дворкина на нос лихтера. Он ударил тяжелой кувалдой по гаку, тот разомкнулся, и буксирный трос с брызгами ушел в воду. Вслед за ним в воду упали два тяжелых якоря.

Пароход развернулся и пошел к барже. А ту спасительным течением увело с штормового участка, прибило к высокому берегу, закрывшему от ветра. Здесь в затишье шкипер отдал якоря.

Глазам всех на пароходе открылась странная картина. На всех восьми ручных насосах работали зэки, меняясь через несколько минут, раскачивались люльки-качалки, двери клеток были открыты.

Шкипер, задрав голову, выкрикивал бессвязные фразы вышедшему на мостик капитану:

– Он кричит: «Отдавай якоря!» Я говорю: хрен тебе, нас тут разобьет! Он говорит: «Садись в лодку!» Я говорю: я – шкипер, я свое судно не брошу, пусть хоть сам товарищ Сталин прикажет! Он говорит: «Я стрелять буду!» Я говорю: стреляй!

К шкиперу жался босоногий мальчонка в пальтишке.

С кучкой конвоиров беседовал внушительного вида зэк. Капитан с удивлением обнаружил, что он отдает тем указания, и эти указания выполняются. Что-то очень знакомое показалось капитану в фигуре зэка, но он не захотел копаться в памяти.

* * *

– Маруся! Ты Андрея не видела?

– Нет, дядя Петя! А что случилось?

– Нет Андрюхи! Неуж волной смыло?

Маруся подходит к борту, смотрит на спокойную зеленую воду.

Ей удивительно, что еще два часа назад эта вода бушевала, пенилась, накрывала лихтер с палубой, и Маруся шептала слова забытой молитвы. А сейчас все тихо, спокойно, как будто ничего и не было.

И эта вода забрала Андрея.

– Значит, так надо, – шепчет она.

* * *

На рейде Дудинского порта караван встречает катер. С теплохода на его палубу сходят капитан и Дима. Докторша смотрит им вслед и утирает слезу, но кто знает, кого она оплакивает: капитана, Диму, себя?

Лихтер подводят к огромному высокому морскому пароходу, на пароход поднимают мешки с картошкой, а на лихтер грузят уголь.