Нелюбимая - Мария Садловская

Воспоминания отвлекли Надежду, осознание произошедшего немного притупилось. Она боялась, что, оставшись одна, начнет рыдать. Не плакала, глаза были сухие. Это хорошо. Для нее сейчас любые эмоции вредны. Надежде требовалось четко спланировать дальнейшие действия, у нее под опекой — ребенок. Ее родной племянник, которого она получила из рук в руки от своей сестры, Ольги. А Ольга уверовала, что Надя не бросит Платошку. Как она сказала? «Всегда будь с ним!..» Всегда, это значит — навсегда. Надо будет Володе сказать. Он-то еще не знает, что делает предложение женщине с ребенком. Интересно, когда узнает — не передумает ли?

* * *

В доме Вихрякова (по выражению домработницы Лизы — господском доме) поселилось горе. Усугублялось это поведением самого Платона Федоровича. Он вел себя, будто ничего не случилось, чем приводил в ужас самых близких — бабу Капу и Виктора. Эти двое старались не оставлять его одного. Вплоть до того, что Капитолина Ивановна перебралась на второй этаж и поселилась в пустующей комнате, где раньше гладили белье. Это чтобы быть ближе к хозяину и в случае чего вызвать «Скорую помощь». Потому как прошлый раз, когда случился инсульт, именно оперативность врачей из «Скорой» помогла его выздоровлению.

Похороны Ольги, дочери Платона Федоровича, взяли на себя его сотрудники — чиновники из депутатского окружения. В день похорон Виктор не отходил от Вихрякова ни на шаг. Особенно его пугала и волновала невозмутимость на лице тестя, глядящего в одну точку.

Когда подъезжали к кладбищу, Виктор не выдержал и взмолился:

— Платон Федорович, ну, пожалуйста, хотя бы измените выражение лица! Людей на кладбище много, будут смотреть! — И помолчав, добавил: — Ну покричите на меня, поругайте!

Вихряков отреагировал, да. Он с удивлением взглянул на зятя и вполне вменяемо ответил:

— Что ты так волнуешься, Витя? Все идет правильно. Из-за меня умерли моя жена и дочь…

В этом месте его лицо непроизвольно дернулось, но он быстро взял себя в руки и продолжил:

— Я совершил большой грех! Думал — пройдет, даже забыл об этом. А жизнь ничего не забывает. Вот взяла с меня плату. Я бы, не раздумывая, себя предложил, но — внук. На моих руках остался. Ты извини, Виктор, да, ты — отец. Я помню. Но отвечаю за внука я. Так распорядилась жизнь, раз меня не хочет смерть брать… А может, потому, что еще грех надо искупить. И не какими-то подаяниями для церкви (хотя и это тоже), а по-настоящему. Тебе спасибо, молодец! Платошку отправил подальше от горя, правильно! Бабе Капе скажи, пусть идет в свою комнату, а то всю ночь шастает под дверью.

* * *

Похороны прошли. На кладбище, рядом с гранитным памятником Зое Борисовне Вихряковой, образовалась довольно заметная возвышенность из ярких, искрящихся на солнце цветов. С трудом можно было разглядеть портрет покойной и надпись: «Ольга Платоновна…» Фамилия исчезла под крупными георгинами. С портрета Ольга не улыбалась, глядела серьезно, несколько удивленно, будто хотела о чем-то спросить…

* * *

Для обитателей «господского дома» начались тяжелые дни. Повариха каждый вечер жаловалась — приходится выбрасывать продукты, никто не ест. Обращалась к бабе Капе:

— Капитолина Ивановна, разрешите не готовить обеды. Душа рвется выбрасывать все в помойку!

Баба Капа, с осунувшимся за последнее время лицом, властно отвечала:

— Нет, Раиса Яковлевна, не разрешу! Все работаем, как до сих пор! Не вижу на стенке меню на завтра. Немедленно напишите! В любую минуту могут приехать наши — Платончик, Надя, Володя. Вдруг ребенок там изголодался?! А вы, Рая, даже еще меню не продумали!

Капитолина Ивановна, отвернувшись в сторону, говорила и говорила, затем поспешно вышла, потому как потекли слезы. Она неожиданно оказалась единственным стражем «очага»…

Хозяин после похорон зашел в столовую всего один раз. Есть не стал, лишь сообщил присутствующим (повару и домработнице), что в ближайшее время по всем вопросам они должны обращаться к Капитолине Ива-новне.

— Ты уж, Капитолина, присмотри за всем, и за охраной тоже. Виктор пока не в состоянии что-либо делать. А у меня возникло столько нерешенных вопросов, что не уверен, решу ли их до конца жизни.

И ушел. Не успела баба Капа напомнить о еде и о том, что надо обязательно отдыхать при его-то нервной работе, к тому же после инсульта.

Вихряков поспешил на свою половину, в кабинет. Сегодня у него была назначена важная встреча со старым приятелем Сергеем Веселовым. Этот Веселов дослужился еще при милиции до майора и неожиданно уволился. Подал в отставку. А затем, как узнал Вихряков, учредил частное детективное агентство. Выражаясь языком бизнеса — приобрел маленький «свечной заводик», потому как работников у него было всего два человека.

Вихряков дочитывал распечатанные сведения о детективе, когда в микрофоне прозвучал голос его помощницы, Анастасии Васильевны. В его домашней приемной она исполняла роль секретарши:

— Платон Федорович, к вам господин Веселов!

В кабинет вошел невысокого роста мужчина, лет где-то за шестьдесят, одетый в скромный, аккуратный костюм. Подойдя ближе, промолвил:

— Платон Федорович, прими мои искренние соболезнования!

— Спасибо, Сережа! Садись. Разговор будет непростой.

Да, для Веселова разговор оказался неожиданным. Он понял задание, которое ему дал Вихряков, но на всякий случай спросил:

— Платон Федорович, а может, есть фотография дочери? Вдруг увижу, так сразу и приведу к тебе! Здесь дела-то — на один день.

— Нет никаких фотографий. Я перестал общаться с этой семьей, когда дочери был годик. Свидетельство о разводе где-то валяется.

— Давай его сюда, мало ли что.

Уходя, детектив успокоил Вихрякова:

— Постараюсь быстро дать ответ, Платон Федорович. — и, пожав руку, вышел из кабинета.

* * *

Вихряков почувствовал необходимость найти свою дочь, которую оставил, как ему казалось, еще в прошлой жизни. Да, ребенку, это была девочка и назвали ее Надя, исполнился тогда годик.

До Платона Федоровича дошли слухи, что Любовь Горчихина умерла. Когда-то она была его первой женой и матерью Нади. Он тогда их бросил и развелся с Любой. Вот эту Надю необходимо найти и попросить у нее прощения ради жизни своего единственного внука. Когда он, после известия о близкой кончине Ольги, пошел в церковь, батюшка много чего наговорил Платону Федоровичу. Они проговорили всю ночь, до утра. Запомнил Вихряков одно — исправить можно все. А выражение «непамятно-злобному» отпечаталось в его голове навсегда. Он часто повторял про себя эту строчку.

Вихряков уверовал, что если он исправит, искупит тот грех — значит, забудется все плохое и зло окажется искупленным. Ведь недаром — «непамятно-злобному»… И его внук будет благополучно расти. Где он сейчас? Даже личико Платошки забылось. Но с ним все хорошо — там Володя, проверенный человек. И эта новая няня. К сожалению, Платон Федорович ее только издали видел. Но то, как она наклонялась к мальчику, поправляла на нем рубашечку, сказало о многом и успокоило Платона Федоровича.