Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма - Ольга Великанова

Как видим, осенью 1936 года две кампании – отчеты советов и обсуждение конституции – слились и, по указаниям Москвы, были направлены против регионального советского аппарата. Апатичная реакция региональных властей была понятна: они чувствовали, что кампании были направлены против них. Отвечая на давление Москвы, они сообщали ЦИК формальности о собраниях, критике и, при необходимости, перечисляли несколько случаев отзыва депутатов, в основном за плохое управление, хищения и пьянство[174]. Общесоюзная «Крестьянская газета» и местная воронежская газета «Коммуна» использовали одни и те же стандартные формулы: «Обсуждение проекта конституции сопровождалось критикой работы советов и исполкомов и отзывом некомпетентных чиновников», – хотя часто без цифр и фамилий отстраненных депутатов. Избегая требуемой сверху критики в свой адрес, советские работники часто ограничивали собрания простым чтением статей конституции. В культурной и политической обстановке 1930-х годов ситуация, в которой оказались местные чиновники и пропагандисты конституции, часто была опасной. Действительно, многие должностные лица среднего звена и работники культуры зачастую не понимали юридических тонкостей конституции и не обладали достаточными знаниями, чтобы объяснить этот документ простым людям. Однако неисполнение обязанностей и указаний было вызвано не только невежеством, низким уровнем образования и нежеланием чистки своих собственных рядов. Как справедливо отметила Карен Петроне, за их «ленью» стояла неспособность справиться с бьющим в глаза противоречием между конституцией и повседневной практикой, что неизбежно вызывало неудобные вопросы у аудитории, на которые несчастные чиновники не могли дать ответ:

Более того, любой ответ мог привести функционеров к серьезным неприятностям в напряженной атмосфере поисков врагов. Во избежание возможных опасностей некоторые организаторы запретили задавать вопросы на собраниях. Руководители или пропагандисты могли ожидать наказания сверху за то, что не продвигали новый официальный курс, но и объяснение и доведение новых свобод до их логических целей могло бы доставить им неприятности. Что они могли ответить на вопрос о свободе слова: «Может ли тот или иной гражданин говорить то, что он вздумает?» Петроне рассказывает о репетиции выборов в Верховный Совет, организованной заведующим избы-читальни, который в конечном итоге был обвинен в профанации важного мероприятия[176]. Причиной апатии чиновников было то, что они чувствовали угрозу своим позициям и сверху и снизу, опасаясь, что новые свободы и предстоящие выборы могут привести к отстранению их от власти. Поощрение людей к реализации своих прав в соответствии с конституцией и отзыву бесполезных бюрократов со своих постов означало бы рубить сук, на котором они сидели.

Перед всеми – чиновниками и участниками собраний – стояла непростая задача найти безопасный путь между официально декларируемыми нормами, которым надо было следовать (свобода слова), и неписаными, согласно которым общество и власть действительно функционировали (репрессии за критику колхозов, например). Для участников собрания определенное поведение – непосещение, отсутствие комментариев или критики – также могло иметь опасные последствия. Когда газеты настойчиво инициировали критику снизу, рабочий Аржиловский писал в своем дневнике:

Он был настроен осторожно и скептически:

Он был прав в своей осмотрительности: за такой критикой часто следовали преследования. 9 октября, на совещании завода «Красное Сормово» в Горьком, когда районный совет докладывал о своей работе, четверо коммунистов раскритиковали работу совета. На следующий день председатель совета Калагаев вызвал этих коммунистов и угрожал репрессиями. Секретарь райкома партии поддержал коллегу по совету и вынес этим коммунистам официальный выговор[178]. Для простых людей, когда их заставляли высказываться на собрании, самым безопасным способом поведения было выражение их лояльности.

Однако послушание не гарантировало функционерам безопасности, поскольку приказы часто противоречили друг другу, партийная линия колебалась, и местные администраторы испытывали давление как сверху, так и снизу. Так что все они справлялись с вызовами как могли. Чечено-Ингушская область приложила максимум усилий для выполнения указаний и показала высокий процент отзывов: в Гудермесском районе 62 депутата совета были отозваны и заменены выдающимися колхозниками. В Левокумском районе 50 процентов депутатов были отозваны[179]. Не менее 559 депутатов были отозваны за плохую работу в Горьковской области, 18,2 процента депутатов в Узбекистане и 15 процентов в Грузии[180]. В целом в ходе кампании 80 процентов всех советов и около 85 процентов всех депутатов отчитались о своей работе избирателям, 21 край и область Российской Федерации отозвали 14 953 депутата; почти треть советов прошли ротацию[181].