Мой любимый сфинкс - Людмила Зарецкая

– Вы выстрелы слышали?

– Что? Наверное, слышал. Но не обратил внимания. Это же охота. Нет ничего удивительного, что на ней стреляют. А отличить оружейные выстрелы от пистолетных я не в состоянии. – Он снова чуть картинно развел руками.

– Егеря вы не видели?

– Что? А, егеря… Нет, не видел.

Заместитель губернатора сказал неправду. Аржанов был в этом уверен так же, как в том, что с утра брился. Он даже приподнял бровь, что выражало у него крайнюю степень недоумения. Ложь была спонтанной и нелепой. Но вот ее причина могла оказаться важной. Очень важной.

– Хорошо, Иван Николаевич, – ворвался в эти размышления строгий голос Зимнего. – Семен Михайлович, у нас только вы остались.

– Мне тоже нечего сказать. – Историк был абсолютно спокоен. – Первый выстрел, который все слышали, был мой. Я стрелял в оленя, простите, девушки, но промазал. Стадо разбежалось, поэтому я решил дождаться, пока поднятый выстрелом переполох успокоится. И пошел вглубь поля, чтобы отойти подальше ото всех остальных. Второй выстрел я тоже слышал, конечно, но он от меня был уже довольно далеко. Я бы не обратил на него внимания, но тут по рации Александр Федорыч велел вернуться. Егеря этого я раньше никогда не встречал, никакой неприязни к нему не испытывал, и вообще мне до него не было никакого дела. Вот, собственно говоря, и все.

– Понятно, – кивнул Зимний. – Сейчас я найду следователя и расскажу ему все, что мы с вами выяснили за вчерашний вечер и сегодняшнее утро. Думаю, что с каждым из вас у него обязательно состоится отдельный разговор, так что убедительно прошу далеко не отлучаться. Встретимся за обедом и…

Договорить он не успел – распахнулась дверь, и на пороге появилась бледная Светка. Размазывая слезы по лицу, она дрожащими губами выговорила:

– Кулон пропал, – и разрыдалась.

Жить надо сегодня.

Не застревать в прошлом, растравляя свои раны и щедро поливая их уксусом воспоминаний. Не мечтать о будущем, в котором обязательно произойдет что-нибудь хорошее, и вот уж тогда-то точно заживем.

Не думать о том, что настоящая жизнь начнется после окончания института, свадьбы, рождения детей, после того, как ребенок наконец-то пойдет в первый класс, наконец-то окончит школу, после развода, свадьбы последнего сына или рождения первого внука. Жить надо здесь и сейчас, потому что иначе можно и не успеть.

На самом деле мы не делаем этого, потому что не понимаем, как мало времени у нас осталось. Нам вообще его отпущено очень мало, и на протяжении всей нашей такой недлинной жизни нам обязательно что-то или кто-то мешает жить по-настоящему. Родители, любимые, родственники, дети, друзья или начальство. Все время есть что-то, что заставляет нас переносить утвержденные планы на счастье на потом. На завтра, на послезавтра, на понедельник, на «после отпуска», на следующий год, на «когда дети вырастут».

Утром поблагодари Бога, что ты проснулся живым и здоровым, вечером, засыпая, скажи спасибо, что в этот день с тобой остались все твои близкие, а в промежутке просто живи: получай удовольствие от яблони, которая расцвела во дворе, от лужи, мимо которой проехала машина, не забрызгав твой белый плащ, от рабочего дня, за который тебе будет положена зарплата, от предвкушения семейного вечера в кругу близких, от новой прочитанной книги, от внезапно пойманного по телевизору любимого фильма, от анекдота, рассказанного подругой, от нового купленного платья, от планов на отпуск.

Не откладывай на потом поездку на море или в горы. Потом может не быть. Не храни деньги «на черный день». Его может и не случиться. Не откладывай деньги на похороны. Еще никто тут не остался по причине отсутствия денег. Просто живи.

Если не тратить свое время на то, чтобы постоянно ныть и жаловаться, что у тебя все плохо, то обнаружится масса возможностей организовать свою жизнь так, чтобы все стало если не отлично, то вполне сносно.

Хочешь сделать ремонт – возьми и сделай. Не жди, пока на тебя неизвестно откуда упадет миллион, которого на ремонт точно хватит. Как учил нас Антуан де Сент-Экзюпери, жизнь – это искусство маленьких шагов. А значит, что? Правильно – встань и иди!

У зрелых женщин не может быть сожалений, потому что зрелость именно тогда и приходит, когда жизнь тебя уже всему научила.

Одри Хепберн

На базе происходило что-то непонятное, что влекло за собой несомненную угрозу ее благополучию. Допустить это было нельзя. Никак нельзя. Связано убийство Сашки Громова с пропажей кулона, который он же и подарил Светлане, или не связано? Находящаяся в растрепанных чувствах красавица даже не смогла толком вспомнить, когда именно пропал кулон. Накануне, собираясь на охоту, она сняла его со своей роскошной груди и бросила на столик. А пропажу заметила только сегодня утром, когда пошла наверх переодеваться. И украсть безделицу могли когда угодно и кто угодно. Хоть вчера, до охоты. Хоть вечером – после. Хоть сегодня. Ключей в дверях нет, а из столовой выходили все. Кто покурить, кто позвонить по телефону, кто в туалет.

Был уже на момент кражи мертв Сашка или не был? Светлана утверждает, что в разговоре с ним на лесной полянке упомянула, что его подарок очень похож на старинную дорогую вещь, но, по ее словам, он на это никак не отреагировал. Сколько стоил этот кулон? Настоящий он, из коллекции Вероники Берковской, или просто похожая безделушка?

Все эти вопросы роем клубились в голове Аржанова. Ему казалось, что даже волосы у него на голове шевелятся от вороха мыслей. Ему вспоминалась рыдающая Светлана, растерянное лицо утешающего ее Заварина, нахмурившийся Зимний, непонятная ухмылка на лице Муромцева, взъерошенный Щапин, встревоженное лицо Златы.

Кто стянул кулон? Коллекционер Муромцев, его хваткий помощник, историк, первым обративший внимание на его возможную ценность? Или любимая подружка в простеньком льняном сарафанчике и до невозможности стильных очках? На этой мысли Аржанова прошиб пот.

Не спеша обходя базу (в движении ему всегда лучше думалось), он старался рассуждать последовательно и логично. Какая-то смутная мысль не давала ему покоя. Что-то было неправильно. Не так, как должно быть. Но вот что? Ответа на этот вопрос он пока не находил.

Аржанов вышел на берег. Река блестела на солнце, словно щедрой рукой политая оливковым маслом. От бликов на воде резало глаза, и он пожалел, что оставил дома солнечные очки.

На середине реки мерно двигалась золотистая точка, все больше и больше удаляясь от берега. Сердце пропустило один такт, и по его неровному биению Аржанов скорее почувствовал, чем догадался, что это Злата.

Надо было признать, что плавала она хорошо. Впрочем, как он уже успел убедиться, хорошо она делала практически все.

«Интересно, а на занятия любовью это правило распространяется?» – невольно подумал он и засмеялся сам над собой за эти непрошеные мысли.