Земля волшебника - Лев Гроссман

— Хочу, — храбро и даже со смехом сказала Плам. — Какого черта мне теперь-то терять?

Вот именно. У нее отнимают Брекбиллс, но Лига будет вечно чтить ее память.

— Он за следующей панелью. Ты половинку не посчитала.

Ага! Плам начертала те же руны, открыла панель, заглянула внутрь. Так она и думала: самый обыкновенный ход. Даже ста ярдов не наберется, скорее семьдесят пять.

Время она в конце концов рассчитала почти безупречно. Вошла через дверцу за фальшивым стеллажом как раз в тот момент, когда в погреб вбежал Уортон — обедающие уже с сыром заканчивали. С волосами у нее черт-те что творилось, но это входило в программу: все было очень по-лиговски.

Уортон так и замер с откупоренной бутылкой в одной руке и двумя бокалами в другой. Легкая асимметрия в виде едва заметного шрама на месте зашитой когда-то заячьей губы только добавляла ему крутизны, и мысок на лбу у него был просто отпадный. Везет же некоторым.

— Ты недоливаешь финнам, — сказала она.

— А вы мои карандаши сперли.

— Точно.

— Без них-то я обойдусь, а вот пенал и ножик — другое дело. Старинное серебро, Смит и Шарп. Теперь таких не найдешь.

Плам достала пенал из кармана, не собираясь уступать ни пяди даже теперь. Особенно теперь. К черту привидение, к черту Брекбиллс, ко всем чертям Четуинов. Пусть мир разверзся у нее под ногами — она сыграет свою роль до конца. Этого у нее никто не отнимет.

— Куда ты девал излишки?

— Себе забирал.

Он что, правда алкоголик? Ее ничего уже больше не удивляло, но не похоже как-то. Епифаний, возможно, но не Уортон. И вряд ли он стал бы так стараться ради кого-то еще.

— Зачем тебе столько? Карандаши я отдам, мне просто хочется знать.

— А ты как думала? Привидению отдаю. Пугает меня до усрачки, сволочь.

Плам как-то сразу обессилела и села на ящик.

— Меня тоже, — призналась она, протягивая Уортону пенал.

Он сел напротив, поставил бокалы на столик.

— Выпьешь?

— Да, спасибо.

Если не сейчас, то когда. Он налил, на этот раз до краев. Вино в бокале казалось черным, и Плам еле удержалась, чтобы не выпить все залпом.

Вкуснота-то какая. Черная смородина, свежий табак. Плам сосчитала до десяти, держа напиток во рту, и лишь потом проглотила. Если и есть в этом мире немагическая магия, то это вино. Она вдыхала запах скошенного луга в Тоскане — ранним утром, когда солнце еще не высушило росу. И зеленого далекого края, который она хорошо знала, хотя ни разу там не была — а он знал ее. Она чувствовала его притяжение, как всю свою жизнь, но пока позволяла себе не вспоминать его имя.

В «Марриотте» Ньюаркского аэропорта они прожили всего лишь неделю, но Квентину казалось, что он больше не выдержит. В таких местах можно останавливаться только на одну ночь. Стены тонкие, еда поганая, интерьер еще хуже. Не отель, а погибель для души.

Других, не считая Плам, он почти не видел. Пашкар облетал восточное побережье с Лайонелом и птицей, пытаясь найти саквояж и (или) Пару. Стоппард строил у себя в номере нечто сложное из мелких металлических деталей и выходил оттуда раз в день в замасленном фартуке. Бетси птица снабдила кредитной картой и отправила за покупками, Квентин и Плам на досуге прикидывали, как взломать пресловутые встроенные чары. Задачка будь здоров, мозги можно вывихнуть.

Квентин слышал о таких заклятиях, но сам с ними ни разу не сталкивался. В теории это выглядит так: представьте себе двухмерный мир — бесконечную плоскость с бесконечным множеством плоских объектов. Вы, как трехмерное существо, теоретически можете нагнуться сверху и прикрепить один объект к определенному месту на плоскости. Возможно, вы даже не слишком повредите его, если будете действовать тщательно. В случае встроенных чар та же операция проделывается в трехмерном пространстве, где для закрепления объекта требуется четырехмерный якорь. Это почти столь же трудно, как здесь описывается, крайне хлопотливо и крайне дорого. Четырехмерные пресс-папье, по крайней мере в данной вселенной, не растут на деревьях. Встроенные чары — последнее слово волшебной техники безопасности. Пара, должно быть, хорошо потрудилась, чтобы поставить их, и сделала саквояж практически неприступным для воров — одна только птица думает, что его все-таки можно украсть.

Квентин знал по опыту, что волшебные создания вроде птицы мало что смыслят в магии с технической точки зрения. Зачем им творить волшебство, раз они сами волшебные — в большинстве своем они даже не очень-то и умны. Идеи, которые на этот счет имела их птица (или которые ей кто-то внушил), абсолютно безнадежными не были, но требовали уймы практических разработок, что она великодушно предоставила Квентину с Плам.

Поначалу все шло весело и задача доставляла им удовольствие. Всю неделю они строили графики — сначала на гостиничной писчей бумаге, потом на принтерной, подтибренной в бизнес-центре, потом на оберточной из сувенирной лавки. Однако путь к решению, на первых порах казавшийся хоть и тернистым, но довольно прямым, продолжал разветвляться на вторичные, третичные и четверичные заклинания. Пришлось ввести цветовые коды и купить самую большую, на 120 штук, коробку с цветными карандашами.

О том, какому заклинанию какой цвет присвоить, спорили с излишней горячностью, что должно было послужить им предупреждением. Неделю спустя они добурились до материковой породы, где вопросы, на первый взгляд разрешимые, упорно отказывались решаться. Квентин вообще бросил бы это дело, если б не Элис.

Уже семь лет он думал о ней как о достоянии прошлого. Она не умерла, но покинула его, стала предметом скорби. Потом он увидел ее в зеркале, и прошлое вновь слилось с настоящим.

Это свидание, первое после Гробницы Эмбера, привело в полный хаос его мысли и чувства. Фогг прав: он не соблюдал инструкций, предусматривающих изгнание или уничтожение любой сущности, нарушившей брекбиллскую границу И не желал объяснять, почему. Он знал одно: Элис была близко, так близко, что могла поговорить с ним. Могла убить его или Плам, которую он раньше знал только в лицо, — но не убила. Отчасти он сожалел, что увидел ее, что оказался тогда в учительской, что его очередь обедать с первокурсниками подошла именно в тот вечер. Казалось бы, он достаточно настрадался, потеряв ее, так ведь нет: она выследила его, разыскала, выжила из единственного дома, который у него был. Не зря же он бил ногой в зеркало, загоняя ее обратно. Он понял, что с Брекбиллсом покончено, задолго до того, как Фогг его выгнал. Понял, как только увидел Элис.

Теперь это все уже не имеет значения. Главное, что она не погибла. Токсичный голубой огонь пожрал лишь ее тело: дух прежней Элис до сих пор заключен в этом пламени, как насекомое в янтаре. Он безошибочно узнал девушку, которую когда-то любил, и теперь уж не бросит ее. Если есть способ ее вызволить, он найдет этот способ. Теперь это его работа.