Дендрофобия - Наталья Горская

– Не вижу особой разницы. Ты пробейся сначала в хозяева хотя бы городишки какого замшелого, а потом будешь там свои порядки наводить. Я вот пробился, поэтому в этом городе всё будет так, как я сказал!

– Но Вас же должно волновать, что в Вашем же городе – дым коромыслом? Всё горит – это нормально? В некоторых странах даже осыпавшимся новогодним ёлкам находят полезное применение, а у нас их каждый год сжигают миллионами на свалках и помойках. После Нового года целый курган из них навалят и жгут, а потом удивляемся, отчего в нашем царстве-государстве нет возможности школьников обеспечить бесплатными учебниками. С таким отношением к ресурсам у нас дети скоро будут на газетах учиться писать, как наши деды учились. Ель – это же основное сырьё для целлюлозно-бумажного производства, внутренней отделки помещений, её дубильные свойства используют в кожевенной промышленности. И вот у нас, у идиотов, такой ценный материал горит синим пламенем каждый год! Вам не обидно?

– Ах-ах-ах! Из одного кубометра древесины можно сделать полмиллиона зубочисток, да?.. Да тьфу на них!

– Как же так «тьфу»? Уж ладно бы сжигали в качестве топлива, так и до этого не додуматься с нашей неизлечимой ленью. Вот я читала, что в Вене мусороперерабатывающий завод отапливает третью часть города. Треть города в полтора миллиона человек! У нас же это «топливо» ветер гоняет по округе, а мы только на завалинке сидим и ноем, что во всех наших бедах виноваты то фашисты, то коммунисты, то террористы, то особисты. А сколько можно рабочих мест создать на таком заводе? И расходы на него все окупятся. Это же как вторая нефть!

– Ну всё: туши свет, раз вы Вену стали с нашими реалиями сравнивать, а мусор – с нефтью! – развёл руками мэр и сам уже блеснул эрудицией, полученной на каком-то совещании градоначальников. – Да будет вам известно, что город с населением в один миллион жителей в год производит минимум триста тысяч тонн отходов. Строительство завода, который это будет сортировать и сжигать, стоит около ста миллионов долларов, учёная ты моя. И с этим можно было бы смириться, если бы такой завод на самом деле решал проблему. Такие заводы, как правило, располагаются вблизи городов, чтобы не тратить много денег на подвоз мусора. Его выбросы в атмосферу будут мало полезными и приятными для экологии. И даже при самом высокотемпературном сжигании остаются шлаки, которые составляют почти треть исходной массы. Их тоже надо где-то размещать. И это после того, как истрачены деньги и загажена атмосфера. Да будет тебе известно, начитанная ты моя, что сейчас во всём мире популярность мусоросжигающих заводов стремительно падает. Это у нас их только-только собираются строить – мы же всё время кого-то догоняем полвека спустя. А в цивилизованном мире они уже не кажутся радикальным выходом из мусорного кризиса. Во Франции, например, сейчас сжигается только десять процентов от общего количества мусора. Онкологи вообще выступают за мораторий на строительство таких заводов. А мы об этом пока не задумываемся. Мы же хронически «догоняющая» страна. Мы же всё время кого-то догоняем, да никак не догоним. Нам бы лишь стать такими, как «в европах принято». Мы переняли потребительские стандарты поведения зажиточных обществ, а соответствующую бытовую культуру – нет. Взрыв потребления влечёт за собой и рост отходов. Раньше в каждой семье для покупки масла был отдельный мешочек, для творога, для мяса. Их стирали, сушили, годами с ними ходили в магазин. А теперь всё в пластиковой упаковке. Теперь эти упаковки с мешками ветром гоняет по округе в любое время года. Раньше одно школьное платье по пять лет носили, а теперь «у уважающей себя буржуазии так не принято». Детям обувь покупали на вырост ноги, ватку подкладывали, чтобы они носили её несколько лет. А теперь нацеленность на новизну, чтобы тебя никто нищим не посчитал, предписывает избавляться от вещей задолго до их фактического обветшания. То есть эпоха совершенно безумного дефицита и экономии сменилась переполненными всякой всячиной прилавками. Отходов стало больше, а культуры обращения с ними вообще никакой. А она должна расти параллельно росту потребления, должны меняться бытовые привычки и знание технологий обращения с вещами. У нас скажи некоторым, что разбитый градусник в обычную помойку нельзя выбрасывать, они круглые глаза сделают: «Почему нельзя, если очень даже можно». Тут ещё новые материалы и способы их потребления свалились, как снег на голову, а времени на приспособление и обучение обращению с ними нет.

– Ну и что, если я знаю, как с ними обращаться? – возмутился на это дед Рожнов. – Что толку-то? Например, все знают, что нельзя выбрасывать использованные батарейки и аккумуляторы. Знают, что утилизацией химических источников тока занимаются специальные службы. Но где у нас эти службы? У нас их днём с огнём не сыщешь, как и водителя мусоровоза. А разбитый градусник куда везти? В Райцентр? В своём кармане? А тебя оттуда ещё и в областной центр пошлют, может быть, даже соседний. И потом, чего это Вы сравниваете нас с буржуазией? Какая мы Вам буржуазия? Я тоже слышал, что сейчас благополучные российские семьи выбрасывают до семи килограммов одежды и обуви, но мы же носим всё десятилетиями по старой советской привычке. И если у нас проблема с уборкой мусора, что про большие города говорить? Мы же практически справляемся с отбросами самостоятельно: пищевые отходы идут на корм скоту. У меня своей скотины нет, но я отдаю соседям очистки от овощей и отруби – они поросёнка держат. Солома идёт на кровлю к сараям и ту же подстилку коровам. Сломанный инвентарь и прочий древесный мусор сжигается в печи как дрова, навоз вносят в почву… Нет, как ни крутите, а если мы мусором заросли, то не по причине личного свинства, а только по причине лености властей. Шутка ли: годами не вывозят помойку! Где такое видано? И вместо того, чтобы заняться делом, он тут пламенные речи толкает, что они ни при чём, а как всегда народ во всём виноват.

– А что я-то могу? – обиделся Арнольд Тимофеевич. – Вы думаете, что я бог? Вот пальцами щёлкну, и мне бензин для мусоровозов дадут, и сами машины, да? Никто сейчас ничего не станет делать. Додумались тоже: мусорный завод им подавай! Да тут вообще невозможно жить станет, когда дым повалит с него.

– У нас и без мусорного завода всё горит, – сказала Марина. – А пластик вообще нельзя жечь. В траве сколько пластиковых бутылок валяется, и они сгорают при выжигании травы, а материал, из которого они сделаны, при сгорании выделяет канцерогены. Дети гуляют, дышат этим дымом, и это чревато онкологическими заболеваниями в будущем – Вы же сами только что говорили, что онкологи хотят запретить термообработку мусора.

– Когда?

– Да только что!

– Не помню такого.

– А стекло вообще не горит, только плавится. Вы понимаете, что это на долгие годы останется лежать под ногами людей? Ведь для естественной переработки отбросов требуются иногда даже века. Стеклянная бутылка сохраняется в земле до миллиона лет, консервная банка – сто лет, нейлон, пластмасса, полиэтилен – от сорока до двадцати лет. Простой окурок лежит в земле пять лет.

– Вот я и говорю, что надо всё сжигать, – зевнул Арнольд Тимофеевич.

– Мы же этак сами сгорим! – возмутилась его непрошибаемостью Полина. – На днях по радио сообщили, что в спальном районе Питера таким макаром чуть многоэтажный дом не взорвали. Помойку во дворе подожгли, а огонь по траве перекинулся на подвал. А в подвале повсюду газовые трубы. Одной искры достаточно, чтобы дом на воздух взлетел. Пришлось несколько сотен жильцов эвакуировать. И чего нас терроризмом пугают, если мы сами хуже всяких террористов?