Заговор Высокомерных - Елена Тюрина

– Как вы здесь работаете, – выдохнула журналистка, стараясь унять невольно нахлынувшее волнение.

Наконец послышался гул разблокированных дверей, и они смогли пройти дальше. В той части здания, где находились кабинеты сотрудников, все выглядело не так уж мрачно.

– Коллеги, – обратился Андрей к журналистам, – Сейчас мы заглянем в несколько камер, вы увидите быт заключенных. Затем познакомим вас с кинологической службой, продемонстрируем новый тренировочный тир, и конечным пунктом будет мероприятие на улице – освещение места возведения часовни и закладка камня. После его завершения вам будут предоставлены дезинфицирующие средства для рук и обуви, а затем вы сможете покинуть здание СИЗО.

Журналистка с одного из телеканалов, пока ждали сотрудника, который проведет их к заключенным, принялась рассказывать:

– Моя мама когда-то тут работала врачом. Она говорила, что однажды отключили свет, и все двери наглухо заблокировались. Поэтому сотрудников выводили через старый подземный ход.

– Тут есть подземный ход? – удивился сопровождавший ее оператор.

– Да, как во всех замках. Еще со времен помещицы.

На самом деле девушка немного ошиблась, назвав купчиху Бирюкову помещицей. Именно ее дом в 1883 году был переделан в тюремный замок. А в годы революции и Гражданской войны он был реформирован в уездную тюрьму. В двадцатые она стала Домом Общественно-Принудительных Работ. И только почти через пятьдесят лет со дня своего основания учреждение было переименовано в окружной дом предварительного заключения. С этого момента и началась современная история следственного изолятора.

– Ну что, пойдемте знакомиться с «цветом нации», – не весело пошутил Андрей.

Административный корпус, где деловито сновали туда-сюда женщины в штатском, больше походил на обычное госучреждение. Даже не скажешь, что это режимный объект. Обычные деревянные двери, дорожки на полах в коридорах, пальмы в кадках. Но стоило попасть в здание, где содержались заключенные, ощущение реальности полностью пропало. Здесь все было серым, давящим – и бесконечные, лязгающие замками, железные двери-решетки, и крутые узкие лестницы. А еще спертый воздух и ощущение полной безысходности. Словно антураж к какой-то тяжелой драме или психологическому триллеру… В каждом коридоре журналисты натыкались на охранные посты, везде были сотрудники пенитенциарной службы.

В медблоке тяготящая атмосфера тюремных казематов сменилась густым запахом лекарств и бело-голубыми стенами. Туда представителей СМИ привели, чтобы продемонстрировать свежий ремонт и новое оборудование.

– Движемся в Европу, – с довольным видом похвастался подошедший врач. – Вот кресло массажное приобрели.

В палатах на данный момент людей было не много. В одну разрешили зайти, но снимать на камеры было запрещено. На старой кровати, еще железной, с панцирной сеткой, лицом к стене лежала светловолосая женщина. Судя по угадывающимся под одеялом очертаниям фигуры – молодая. Когда она повернулась на шум, сонно моргая, Мила обмерла. Это была Лисневская! Журналистка с трудом могла поверить в увиденное.

– Дарья, это вы? – невольно выпалила первое, что пришло в голову.

Попыталась протиснуться между коллегами поближе, но доктор уже просил всех покинуть помещение.

– Все, идемте дальше. У нас по плану теперь хозяйственный блок и пекарня. А потом – к кинологам, – поддержал его Андрей.

Лисневская, нахмурившись, проводила взглядом спешно покидающих палату журналистов, и снова уронила голову на тощую тюремную подушку.

Выходит, все-таки Дарья убила француза? Эта мысль теперь не давала Миле покоя. К счастью, она не догадывалась, что тоже была одной из подозреваемых и ее отпечатки также сравнивали со следами на рукоятке ножа.

Когда мероприятие завершилось, и молодая женщина уже садилась в автомобиль, к СИЗО подъехал Олег. Она ясно узнала BMW Лалина. Супруг ее не заметил. Взял с заднего сидения пакет, направился к окошку, через которое принимались передачи для заключенных.

Мила наблюдала, как он предоставил свой паспорт, заполнил выданный бланк, после чего у него приняли пакет, явно наполненный продуктами.

Олег вздрогнул, услышав за спиной голос жены.

– Кому передачку принес? Лисневской своей?

Повернулся и застыл, не зная, куда деть глаза.

– А ты что тут делаешь? – спросил он.

– Я тут по работе. Видела уже ее, так что можешь не отпираться.

– Она попросила помочь…

– Ах, вот как! – Мила тоже отвернула лицо, чтобы он не видел, как исказилось оно от обиды и разочарования. – Нравится быть на побегушках? Скомандовали «ко мне!» И ты мчишься, как дрессированный пудель.

– Ты можешь нормально меня выслушать? – с досадой воскликнул он. – Что за детский сад?!

Ее взгляд пронзил его в самую душу. Такой он жену не видел ни разу за все время, которое они провели вместе.

– Постой, ты куда? – Олег поспешил, было, следом, но потом остановился.

Мила села в машину и тронулась с места.

Вернувшись в редакцию, на лестнице сразу же столкнулась с Кириллом.

– Ну что там? – Доронин листал свежий выпуск газеты.

Должно быть, тираж только что доставили из типографии.

– Надо было тебе самому ехать, – в тоне Милы он безошибочно различил нотки укора. – Я видела Дарью.

Глава

XIV

Мила даже не пыталась делать вид, будто не знает о чувствах Кирилла к Лисневской. Да и сам он не особо скрывал. Не до того теперь было. Сначала видео, потом арест Дарьи… Все это серьезно выбило Доронина из привычного жизненного ритма. Хотелось ему помочь. А ведь и сама журналистка пребывала не в лучшем состоянии, даже, может быть, ей было еще хуже.

Анализируя подробности вчерашней встречи с Олегом, Мила сделала вывод, что вела себя как глупая ревнивая баба. Прежде чем прийти к такому заключению, она уже сотню раз обвинила мужа и Лисневскую во всех смертных грехах. А потом вдруг принялась оправдывать Лалина. Ведь она помнила, что когда-то в Латвии дала повод Олегу усомниться в себе, и он простил. В общем, металась от одной крайности к другой, и не понимала, как им выбираться из всей этой ситуации, в которую они попали по вине Дарьи.

Злость на Олега только немного улеглась, и вот опять просто вопиющий случай в СИЗО! После такого о примирении не может быть и речи. Мила была жестоко разочарована. Но внешне это состояние выдавали разве что уставшие от слез и бессонных ночей глаза. Мать Олега просто замучила ее попытками выяснить, почему в семье сына наступил разлад. Нет бы у самого сына и спросить! Лалин, конечно же, не хочет ей ничего говорить. А в итоге виноватой свекрови видится именно она, Мила.

Молодая женщина уже готова была поверить в то, что увиденный мельком поцелуй был глупой случайностью. Все же тоска по мужу порой становилась невыносимой. Хотелось, как раньше, заснуть, прижимаясь к его плечу. Но теперь казалось, что этого уже не будет никогда…