Призрачный бал - Татьяна Форш

– Ну вот! Совсем другое дело! – одобрил Макс и поднялся. – Топор войны зарыли. Сейчас… – он взглянул на стоявшие у входа в гостиную старинные высоченные и, что немаловажно, бесшумные часы и подытожил: – Сейчас полпятого. Два часа даю на мыльно-рыльные мероприятия. В семь собираемся здесь, в гостиной, только не за кружкой чая и пирожками, а за ужином и чем-нибудь покрепче. Зоя Пална?

Домоправительница как-то фальшиво улыбнулась, точно Макс попросил вместо ужина станцевать им тут стриптиз, и быстро-быстро закивала.

– Конечно-конечно! И ужин с Тимофеем соорудим, и наливочки, вашим дедом деланной, достанем. Только одна беда. Мы же тут не живем. В девять вечера уходим, а в семь утра снова тут как тут. Поэтому вы, как отужинаете, посуду на столе оставьте. А я утром приду и все помою.

– Да куда же вы пойдете по такой погоде? – вяло попытался отговорить ее нотариус.

– У нас машина в гараже, – подтвердил Тимофей серьезность намерений супруги. – До деревни всего с десяток километров. К тому же скоро стихнет, дай бог.

– Внучка у нас одна дома. Хоть и десятый год, а одну никак нельзя на ночь бросить, – чуть ли не взмолилась Зоя Павловна.

– Да ладно. Ладно! Никто не заставляет. Главное, сейчас покажите, где нам кости бросить, гм… – Макс, видя ставшее и без того озадаченным лицо домоправительницы, поспешил исправиться. – Комнаты наши покажите и ужин сообразите. А потом – свободны.

Дважды эту парочку просить не пришлось. Тимофей тут же скрылся за дверями, и вскоре с кухни потянулись аппетитные запахи, а Зоя Павловна выудила из карманов широкой юбки внушительную связку ключей и позвала всех на второй этаж, не забывая поторапливать гостей напутствиями.

– Свет ближе к ночи должны включить, если только этим дурацким тополем линию не оборвало. А так у нас все на газе. Кухня на газе, отопление тоже на газе. Тима хотел светильники газовые повесить, да с хозяином так получилось. Не до обустройства. А вообще свет тут почти всегда без перебоев. Только во время гроз отключают иногда. Но я вам подсвечники организую в гостиной, а в спальнях они и так есть. Вроде как антураж… Ну вот и гостевые комнаты.

Она принялась одну за другой открывать двери, запуская гостей: Игорь Эдуардович, Аристахов, Лиза, безучастно поглядывающая на стихающую грозу, Володя – не то водитель, не то охранник. Когда коридор опустел, домоправительница указала Максиму на последнюю распахнутую дверь.

– Максим Александрович, а это хозяйские апартаменты. Раньше здесь жил ваш прадед, потом Сашенька, царствие ему небесное, а теперь ваш черед.

– Вы это так сказали, словно я тут не жить должен, а дуба врезать! – криво усмехнулся Макс.

Домработница посмотрела на него серьезными, круглыми, как у совы, глазами и фальшиво тоненько рассмеялась.

– Да скажете тоже, Максим Александрович! Живите и здравствуйте. Долгих лет вам и нам с вами!

– Вообще-то я буду хозяином этого поместья до аукциона! – на этот раз Макс остался предельно серьезен. Ему кажется или эта парочка знает больше, чем говорит?

– Да. Я слышала. На кладбище. И тут… из разговора поняла… – женщина скомкала беседу, заторопилась и сунула ему в руку ключ. – Это ваш. А я пойду, помогу Тимофею ужин готовить. Только… пообещайте, что не будете пытаться открыть запертые комнаты, дверь на третий этаж и подвал. Там давно никто не убирался. Много пыли и старой утвари, но если хотите, я завтра везде наведу порядок.

– Спасибо. Я понял. – Макс вдруг расхотел с ней общаться. Да и вообще со всеми. Сжав ключ, он вздрогнул, почувствовав укол. На миг разжав ладонь, коснулся медного шипа, выпиравшего из цветка трилистника, смазал пальцем каплю крови. Вдруг почувствовав беспричинный гнев, шагнул в комнату и с треском захлопнул дверь перед носом у домоправительницы.

В следующую минуту его настигла непонятная слабость. Глаза закрывались, точно от снотворного. Даже не разглядев доставшиеся ему апартаменты, Максим рухнул на стоявший у двери диванчик и провалился в очередное непонятное беспамятство.

Доктор, вызванный к графине, выскочил из дверей так скоро, точно его черти гнали. Вслед ему неслась отборная брань. Подслушивающие под дверью горничная и кухарка едва успели отскочить, иначе помощь эскулапа потребовалась бы их любопытным головкам.

– Это немыслимо! – возмущался доктор, промокая вспотевший лоб батистовым платочком и на ходу застегивая объемный саквояж. – Обвинить меня в шарлатанстве. Я, знаете ли, оскорблен!

Тоненькая, что тростинка, горничная прижимала ладошки ко рту и крутила головой из стороны в сторону. А кухарка уже помогала доктору одеться, накинув на него пальто, точно хотела поймать, как зверя, сетью, и стряхивала с него невидимые пылинки.

В покоях графини тем временем наступила тишина, но доктор все не унимался.

– Только подумайте, – у него никак не получалось попасть в рукава. Мужчина крутился и извивался, но попытки оставались тщетными. – Меня назвать неучем и ветеринаром. Ветеринаром!

– Ай, как нехорошо получилось! – хлопотала кухарка, помогая разъяренному доктору. – Вы уж не серчайте на Дмитрия Алексеича, он ведь не со зла. Ой!

– Вы на что намекаете? – доктор уставился на свое отражение в большом, в человеческий рост, зеркале: сердобольная кухарка помогла ему натянуть пальто, но вот пуговицы оказались на спине. Лицо эскулапа налилось багряной краской, скулы задрожали, а на лбу выступила испарина. – Хотите еще больше меня оскорбить? Думаете, я недостаточно натерпелся?

Горничной давно и след простыл, а могучая телом кухарка и рада была бы спрятаться, да некуда. Доктор наконец-то выбрался из пут пальто и в бешенстве замахнулся для удара. Кухарка зажмурилась, но ничего не произошло. Открыв глаза, она увидела, что запястье лекаря сжимает здоровенная ручища великана. Ей вдруг показалось, что лапка доктора сейчас переломится, но губы невольно растянулись в улыбке: до чего нелепо он смотрелся, стоя на цыпочках и тихонько попискивая, точно куренок, которого выбрали для супа.

– Немедленно отпусти меня, мужлан! – наконец заверещал доктор. – В этом доме все сумасшедшие! Вам всем нужно в психиатрическую клинику!

Великан ослабил хватку, и доктор едва не грохнулся на колени. Зато саквояж его раскрылся, и по полу покатились склянки, пилюли, разлилась какая-то остро пахнущая, вязкая жижа.

– Я этого так не оставлю, – продолжал распаляться он, собирая свое добро. – Так и знайте!

– Захар Иваныч, – прошептала на ухо великану кухарка, – он ведь не шутит. Как бы нам теперь худо не было.

Захар поежился, но не от страха, а от смущения. Он так и не привык, что в графском доме его называли по имени-отчеству. Это никогда Захару не нравилось, особенно слышать свое полное имя от кухарки, которая ему в матери годилась.