Призрачный бал - Татьяна Форш

– Далеко собрался? – чей-то голос прозвучал в тот самый момент, когда Захар спрыгнул с высоченного забора на дорожку. В босой ноге вспыхнула боль, но он стерпел.

– К графу на аудиенцию, – ответил Захар, разворачиваясь к говорившему лицом. – Ой… Мое почтение, господин! Извините, что сапог один, второй я в реке потерял.

– Надо же, какие слова ты знаешь. – Перед ним стоял сам Дмитрий Алексеевич Воронцов. – Ну, проходи, раз пришел. В следующий раз не стоит для этого ворота крушить и по заборам лазать.

– Я просил плюгавого с козой, чтобы впустил, так он заартачился.

Граф смотрел на Захара водянистыми, почти бесцветными глазами, и того пробирал мороз до самых костей. Никого Захар в этой жизни не боялся, а тут колени сами подгибались. Неужели дело в этом взгляде? Точно и не живой человек на тебя смотрит, а покойник, из гроба поднявшийся. И чего он так долго разглядывает? Чай не самовар на ярмарке. Это было почти пыткой вынести его взгляд, но Захар справился и не потупился. Да что там, не моргнул даже! Граф ухмыльнулся каким-то своим мыслям и, резко развернувшись на месте, пошагал в сторону дома. Захар побрел за ним.

У самого порога Захар снял единственный сапог и швырнул в цветущий куст чубушника[1], ему показалось невежливым входить в знатный дом в одном сапоге, уж лучше босиком.

– Вернулся, значит, – граф посмотрел на босые Захаровы ноги, – хорошо.

Захар не понимал, что от него требуется, и уже начал сомневаться в правильности своего решения. И чего он испугался, как мальчишка? Не разобрался, а сразу наутек бросился. Граф еще заладил «вернулся да вернулся», сам ведь намедни сказал, что Захар ему подходит в охранники. А теперь глаза рыбьи таращит.

Захар еще вчера Степанычу признался, что больше не хочет с артистами колесить и пришел отпроситься на вольные хлеба. Долго не мог перейти к самому главному, но потом язык сам все выдал, мол, Варвару с собой заберу в барскую усадьбу. Графу Захар сказал, что придет не один, а с невестой. Воронцов пообещал и ей местечко подыскать.

Степаныч, старый черт, долго не соглашался, говорил, что с Варвары барыш хороший идет, больно ее танцы народ любит. Обещался ночь подумать, а там и ответ дать.

Если бы Захар только знал, что нет у них той ночи, взял бы девушку в охапку да утащил бы, хоть в усадьбу, хоть в лес. Только сделанного не воротишь. Варвара свою судьбу приняла – ведьмой стала. В невесты к самому Сатане подалась. Что же ей старуха посулила, если она, не раздумывая, в черный омут кинулась? Неужели так его, Захара, не любит, что даже душу свою бессмертную выменяла, только бы с ним не быть?

Нет, к Степанычу он не вернется, там все о ней напоминает. Заработает денег в хозяйском доме да и уедет подальше. Туда, где его никто не знает и сердце больше не потревожит. А прогонит граф, так и в петлю не страшно отправиться. Все одно – жизнь его кончена.

– Где же невеста твоя? – спросил тогда граф. Захар ведь сам говорил, что не один заявится. А тут ему как кол в грудь вбили. Дыхание враз оборвалось.

– Нету ее больше. Один я, барин.

– Ну, один, так один, – легко согласился тот. – До вечера отдыхай, а потом расскажу, какая от тебя служба потребуется.

Не думал Захар, что он, детина здоровенный, будет вздыхать, что кисейная барышня. Воспоминания рухнули на него тяжеленной горой, и никак их с себя не сбросишь.

А лошадка послушно торопилась вперед, направляемая кучером Фролкой. Мимо проплыл дом старосты, где они с Варей ночь провели. Как она к нему тогда прижималась, прячась от кошмара привидевшегося! Захар ни за что не хотел ее отпускать. Тоненькая тростиночка, Варя дрожала и всхлипывала, а он едва сдерживался, чтобы не впиться в ее губы. Внутри все кипело и выворачивалось наизнанку, а приходилось держаться.

– Фрол, давай-ка притормози, дальше я пешком пройдусь. Можешь пока погулять. Понадобишься, я тебя разыщу.

– Вот спасибочки! – обрадовался парень. – Сам попросить хотел. У меня тут невеста живет, хоть повидаюсь.

Фрол махнул рукой в сторону лепившихся у реки домиков, но Захар даже не посмотрел туда, его мысли были заняты совсем другим. Он совершенно не представлял, что станет говорить Варваре при встрече. Впустит ли она его на порог? Захочет ли увидеть?

Захар и сам не заметил, как оказался у одиноко стоявшего печально знакомого дома. Все мысли тут же выскочили из головы, точно заяц, освобожденный из капкана.

Варвара стояла к нему спиной и, словно почувствовав взгляд, обернулась, вытерла рукавом лоб и убрала в сторону непослушную рыжую прядь.

Она изменилась.

Русалочьи глаза теперь смотрели не насмешливо, а словно изучая. Взгляд стал тяжелым, проникающим куда-то глубоко, куда обычному человеку ни за что не пробраться. Осанка из нескладной девичьей стала уверенной и грациозной. Степаныч сказал бы сейчас, что Варвара похожа на царицу.

Одно лишь осталось неизменно. Задорный пламень волос все так же отливал на солнце медью, а на бледном личике с раскрасневшимися от работы щеками пестрели веснушки.

Захар стянул с головы шапку. Бледное сентябрьское солнце вдруг показалось ему невыносимо жарким. Сейчас она прогонит его, и придется возвращаться в усадьбу ни с чем. Но даже если граф велит Захара сечь до смерти, он умрет счастливым. Как он мог думать все это время, что сумеет забыть свою голубку? Да хоть на край земли сбеги, от любви не укроешься.

Стоит она перед ним, а сердце в груди колотится так, что вот-вот выскочит. Взять бы ее в охапку и унести из этого чертового места. Чтобы никто их больше не нашел и не потревожил.

– Я знала, что ты придешь. – Голос любимой прозвучал колокольчиком, но все же Захарка вздрогнул от неожиданности. – Сон я видела.

Варя подошла к бадейке с водой, ополоснула руки. Уже на крыльце обернулась на мнущегося за калиткой Захара.

– Что, боишься ведьмы? – Она невесело усмехнулась. – Как надоест истуканом торчать, заходи, чаем тебя напою.

Об ноги Захара кто-то потерся. Он опустил голову и увидел жирного кота. Черный, что зимняя ночь, и наглый, как легион чертей. Зыркает на него глазами-блюдцами, мол, чего надобно: проходи или проваливай. Захар легонько отпихнул животину, на что тот выпустил когти и вздыбил шерсть, но нападать не стал, понимал, что силы не равны. Боднул лохматой башкой калитку и не спеша поплелся к дому, обернувшись у самого порога. Поддел лапой дверь и шмыгнул внутрь.