Где бы ты ни был - Джеймс Ганн

В дальнем конце зала установлен импровизированный помост. Он накрыт черной тканью, сзади – черный занавес. Вдоль него аккуратно выстроились несколько кресел, перед ними – пюпитр. От помоста расходятся ряды деревянных стульев (я насчитал тринадцать рядов по тринадцать мест в каждом). На некоторых уже сидели, но в основном присутствующие стояли и беседовали, разбившись на группки. «Моего» человека среди них не было.

В целом это сборище ничем не отличалось от сотен других тематических конгрессов, которые каждый день проходят в отелях по всей стране. Раз в год мужчины и женщины собираются вместе, чтобы обсудить общие интересы, решить насущные вопросы, послушать о новых достижениях, утвердить новую планку качества. Не забывая, конечно, о возлияниях, подковерных интригах и невинном – или не столь невинном – флирте.

Все мужчины представительного вида, хорошо одеты, правда, не в вечерние костюмы. Женщины – их меньше – молоды и привлекательны. Признаться, ни разу не видел столько очаровательных особ в одном помещении, даже когда выслеживал гулящего мужа за кулисами бродвейского театра.

Но кто все эти люди? Врачи, адвокаты, преподаватели?.. Да, это слет – но чей?

Чтобы получше рассмотреть рыжеволосую красотку с роскошной фигурой, нужно было сместиться вправо. Я сместился вправо, но вдруг запнулся и потерял равновесие. Заваливаясь вперед, я выставил руки и за что-то ухватился – за что-то мягкое и округлое. Кто-то охнул. Я поднял голову и встретился с парой голубых глаз, сощуренных от смеха. Я прижимал к себе обладательницу самой прекрасной фигурки из всех, к которым мне случалось прижиматься.

– Видите? – произнес тихий, бархатистый голос. – От рыжих все беды.

– Какие беды? – прошептал я.

– Ну что, подержались? – спросила девушка. – Можете отпускать.

Я выпрямился и убрал руки.

– Простите, наверное, споткнулся.

Я с подозрением посмотрел на ковер, однако спотыкаться там было не обо что.

– Лучше споткнуться, чем упасть, – сказала девушка. – Особенно в объятья к Ля-Вуазен. Она ведь на самом деле карга. Ей сто лет в обед.

Я снова взглянул на рыжеволосую.

– Не верю.

Девушка повела плечами, и я наконец смог ее рассмотреть. По сравнению с прочими красавицами в зале она была всего лишь милой. Голубые глаза своеобычно контрастируют с черными волосами, а вот лицо немного нескладное. Глаза великоваты, а нос, наоборот, маловат, да еще слегка вздернут; губы полноваты, подбородок чересчур выступает. Ростом – на голову ниже меня. Зато кожа гладкая, молочно-белая, а фигурка… ну, об этом я уже говорил.

На вид ей немногим больше двадцати, то есть лет на десять младше меня. Да, остальные женщины выглядели не сильно старше, только в них ощущалась зрелость, а в ней – юный задор, который выдавала озорная ухмылка. Девушка знала, что я откровенно ее разглядываю, но совершенно не противилась.

– Вот вам программа, Габриэль.

Она снова засмеялась милым девичьим смехом и вручила мне буклетик со стоявшей рядом подставки. Я подивился тому, какое у девушки острое зрение, если она сумела прочесть имя у меня на бейдже. Я ведь его даже еще не нацепил, а держал в руке.

Слегка нагнувшись, я прочел ее имя. Карточка висела там, где белое вязаное платье волнительно вздымалось.

Зовите меня АРИЭЛЬ

или платите пять долларов

– Ариэль? – спросил я. – А где же Просперо?[4]

– Умер, – коротко ответила она.

– Хм, – только и смог произнести я. Типичная беда непосвященного: или не знаешь, что сказать, или брякнешь глупость. – Спасибо за программу, Ариэль. И за поддержку.

– Обращайтесь.

Я было отошел, но тут передо мной возник крупный добродушный мужчина с белыми волосами.

– Ариэль! – пробасил он мимо меня. – Весьма опечален известиями о твоем отце. Наш круг уже не будет прежним.

Ариэль буркнула что-то в ответ, а я взглянул на бейдж, прикрепленный к широкой груди, загородившей мне дорогу. Его обладателя следовало звать Самаэлем.

– Должно быть, унизительно стоять здесь и раздавать программы, будто неофит какой-то, – сказал Самаэль. – Твое место среди нас, на сцене.

– Я сама вызвалась, – возразила Ариэль. – И кем бы ни был мой отец, я всего лишь ученик.

– Полноте, – произнес он. Я с интересом прислушался: неужели кто-то до сих пор говорит «полноте»? – Ты самый что ни на есть настоящий адепт. Готов поспорить, ты здесь никому не уступишь.

– Прошу прощения. – Я снова попытался уйти.

– Познакомьтесь, Самаэль, – сказала девушка. – Это Габриэль.

Он обратил свое широкое красное лицо ко мне.

– Габриэль, значит? Слышал о вас немало лестного. Вас ждут великие дела, воистину великие.

О чем это он?..

– Не торопитесь с выводами, пока не услышите, как я протрублю.

– Именно, именно, – сказал он и снова повернулся к Ариэли: – Так как же умер твой отец, дитя мое?

– Он… – произнесла девушка. – Он просто увял.

– Увял?! – Краснота на лице Самаэля сменилась белизной; видимо, это слово означало нечто ужасное. – Какой кошмар… – проговорил он, отступая и ошеломленно тряся головой. – Печально, воистину печально. Что ж, прошу простить, но мне пора. До свидания, дитя.

Ариэль грустным взглядом провожала удаляющуюся белую шевелюру.

– Вот так всегда… – вздохнула она.

Тут задник распахнулся, и оттуда на сцену вышел «мой» человек.

– Кто это? – забыв осторожность, спросил я и тронул девушку за руку.

– Если бы я знала… – печально ответила Ариэль.

– Он что, здесь впервые? – удивленно произнес я.

– Нет, конечно.

– Ну и кто же он?

– Он – Волхв.

– Волхв?

– Так мы называем главного.

– А зовут-то его как?

– К нему следует обращаться «Соломон».

– Или платить пять долларов, понял. – Я вздохнул. – Что ж, Ариэль, еще увидимся.

Почти все уже расселись, но в заднем ряду оставались свободные места. Я занял одно из кресел. Над головой, перезванивая, все качались хрустальные люстры. И это при полном отсутствии движения воздуха.

Я то и дело садился в лужу, говоря глупости и выдавая себя. Девушка вон сразу поняла, что я взялся откуда-то со стороны – хотя виду при этом не подала. А кто-то еще понял?