Жесть - Александр Щеголев

Зачем — бритвой по руке?

Что ты хотела нам всем доказать, Машенька?

Жизнь — страдания. Развитие души — путь по ступеням страданий.

Будь оно все проклято…

Демоны в сером — это милиционеры, понимает человек. Ми-ли-ци-о-не-ры. Химеричные слуги Круга Первого.

Очередной взрыв Понимания не приносит ему радости, потому что в найденном слове он не находит ничего приятного.

А демоны в белом — это… да ведь это…

Врачи.

Марина называла эти приступы «хандрой». Существовали и другие красивые слова: сплин, меланхолия; были и попроще — тоска, уныние… На самом же деле ей, конечно, являла свой лик нормальная, стопроцентная депрессия. Медицинский термин. Составной элемент бытия. Жуткая скользкая тварь, которая приходит и уходит, когда ей вздумается — вне зависимости от жизненных обстоятельств. Демон с кожистыми крыльями…

Диагноз.

Нужно было встать и покормить себя. Кинуть яйца на сковородку… или макароны в кипяток бросить… да хотя бы хлеб маслом намазать… не хотелось. Давно нужно было спать, завтра предстоял трудный день, — не было на это сил. Поплакать бы… нет, не плакалось.

Марина находилась в своей квартире одна. Сидела на постели, поджав ноги, упав спиной на стену, и смотрела в бесконечность. Что она там видела? Бог весть… Кровати здесь не было, постель располагалась прямо на полу. Вообще, в комнате ничего лишнего: телевизор, бумбокс, торшер, столик с компьютером. Привычный беспорядок, все разбросано — одежда, книги, пачки сигарет, диски, разнообразные упаковки. В углу архив — залежи газет и журналов с ее, Мариниными, публикациями.

Осенние сапоги — почему-то на подоконнике. Ах, да, сама же вытащила. Обещали похолодание.

Сумрак: горел только торшер…

Квартиру она вычистила от мебели три года назад, после смерти Вадима. Все выбросила, буквально все! Стенку, двуспальный диван… стол, стулья… попросила мужиков вынести во двор и оставить — все, что могло напомнить ей о муже. (Через час ничего этого во дворе уже не было — кому-то крупно повезло.) Собственно, квартира принадлежала Вадиму. Марина прописалась в ней, счастливая новобрачная… и вскоре унаследовала — после смерти владельца.

Три месяца счастья. Жаль, детей не успели завести. Правда, жаль.

Вещи выбросила, но воспоминания остались. От пухнущей головы так просто не избавишься, для этого маньяк с пилой нужен…

Она заставила себя взять газету, лежавшую на подушке. Специально ведь приготовила, отыскала в своем архиве. Александр со своими идиотскими знаками внимания разбередил прошлое.

«Правда жизни» семилетней давности. Разворот, посвященный гибели четы Львовских. Желтая бумага, поблекшие фотографии… Материал носил название «ПЕЙЗАЖ ПОСЛЕ ПРАЗДНИКА». Подзаголовок: «СМЕРТЕЛЬНАЯ БИТВА ПЕРЕД ВРАТАМИ РАЯ». Тяжелая, конечно, история. Следователь, помнится, даже слушать не хотел, что Алексей Львовский не виновен. Оно и понятно: быстрее и проще все свалить на сына-психа… Марина успела побеседовать с подозреваемым, когда тот еще сидел в КПЗ. Потом его отправили в СИЗО (туда проникнуть было бы почти невозможно), потом вроде бы в какую-то психушку… в общем, за окончанием этой истории Марина не гонялась, за судьбой подследственного не следила. Текучка, проклятая текучка…

Он был определенно не виноват. Алексей — это жертва, а не преступник.

Семь лет назад, 12 июня, как водится, праздновали День России — с вечерним салютом, с фейерверком. А утром Львовский-старший неожиданно среагировал обострением болезни. Душевной болезни. Отец Алексея был шизофреником — в стадии ремиссии. Марина тогда проконсультировалась и выяснила: вполне вероятно, что именно салют — с грохотом и фантастическими небесными огнями, — стал детонатором бредового «озарения». Квартира их располагалась в историческом центре, из окон было отлично видно небо над рекой… По словам Алексея, отец всю ночь не спал, о чем-то думал, а утром объявил, что старинное зеркало (в семье его называли «Павловским»), стоявшее в гостиной между двумя окнами — это вход в рай… нет, не так: Вход в Рай, с прописных букв. Сначала отец пытался затолкать в зеркало свою жену, мать Алексея; она сопротивлялась… короче, так вышло, что он промахнулся и вытолкнул женщину в окно. Пока сын выбирался из ванной и бежал матери на помощь — все было кончено. Отец хотел то же самое проделать и с ним, завязалась борьба, в результате которой в окно выпал уже сам Львовский-старший…

С Алексеем случился психотический шок. Молодой мужчина все забыл — подчистую. На следствии повторял, как заведенный, слова отца — про ангелов, про Вход в Рай. Реакция слуг порядка на такое поведение ясна… Впрочем, острый психоз у него быстро прошел — еще в КПЗ. Он вспомнил, что и как было на самом деле, но кто ж его теперь слушать бы стал? Вот тогда и появилась в его жизни Марина, молодой криминальный репортер…

Алексей был в чем-то прав, когда говорил незадолго до смерти, что Марина единственная отнеслась к нему по-человечески. Да, она поверила ему. Напечатала статью, в которой рассказала правду. Статья, само собой, никакого влияния на следствие не оказала… зато через столько лет — вон как аукнулась!

Марина отбросила газету в сумрак.

Вчера, перед оцепленным загородным домом, менты сказали — мол, накануне ночью кто-то из соседей устроил у себя на участке праздник. С фейерверком.

Фейерверк…

Не объясняет ли этот факт все дальнейшее? Семь лет назад праздничный салют стал «детонатором», запустившим (возможно) локальный взрыв безумия у родителя Алексея. Нынешняя история повторяет прежнюю: вновь обезумевший человек ищет Вход в Рай… и находит его — при помощи снайпера. Вновь — после ночного фейерверка. В конце концов, Алексей Львовский — сын своего отца…

Этот факт не объясняет, зачем его застрелили, подумала Марина. Только-только мужик начал что-то говорить о своем брате…

Кстати! Брат Львовского… Не было у него брата, по крайней мере семь лет назад. А если был — никак не проявлялся. Во всяком случае, когда Марина готовила статью, когда интервьюировала разных связанных с этим делом людей, о существовании второго сына у погибшей четы Львовских никто не упоминал.

Может, его и нет? Плод больной фантазии, побочная ветка бреда?

Все может быть.

Есть способ что-то прояснить — попытаться поговорить с вдовой Алексея. Найти ее саму, найти к ней подходы…

И кто такой «старшо́й», указанный в качестве адресата на конверте? Не мертвый же отец Алексея, Львовский-старший?! Хотя, с этих психов станется — записки покойникам писать… Или «старшо́й» — как раз гипотетический брат? Впрочем, даже если отбросить тот вариант, что адресат Алексеем придуман, реальных вариантов тоже хватает. Например, командир взвода, в котором служил Алексей. Заведующий кафедрой в политехе. Просто друг-приятель, офицер какой-нибудь, получивший кличку вместе с погонами…