Всё сложно - Юлия Резник

— А что в этих кругах говорят про Олега?

— Что он талантливый парень.

— Почему же он не найдет применения своему таланту в другом месте?

— Это тебе лучше спросить у зятя.

— Мне интересно твое мнение, Вань… — я немного запыхалась, и голос звучит странно, с придыханием.

— Хочет доказать, что он достойный сын своего отца. Что ж еще, Сашка?

Музыка сменяется с вальса на танго.

— Эй, Сомов, тебе не кажется, что ты узурпировал нашу именинницу? Я, может, тоже хочу потанцевать.

Моргнуть не успеваю, как оказываюсь в объятьях Победного. Его мать — оперная дива. И в детстве Борька от этого настрадался — жуть. И на танцы его таскали, и в театральную студию, и на вокал. Это уж после он взбунтовался и ушел в рок-тусовку. А поначалу, ага… Играл Бетховена на старом добром Стейвейне и вальсировал на паркете. Но сейчас звучит танго. Победный выставляет наши руки вперед и делает несколько шагов. Поворот, наклон, выпад ногой. И снова поворот. Он точно знает, как надо. А я иду вслед за ним. Потому что именно я здесь ведомая. Нас окутывают звуки скрипки и бандонеона. Сплетают серебристую невесомую паутину, и мы запутываемся в ней, кружа еще и еще. Пока эти тонкие прозрачные тенёта не превращаются в прочный кокон. Где только он. Где только я. И… аплодисменты.

Ах да. Музыка стихла.

Я медленно моргаю, возвращаясь в действительность. Борис совсем меня закружил! Приходится выждать, чтобы лица гостей перестали мельтешить перед глазами, будто в калейдоскопе.

— На поклон? — Победный дышит шумно, как и я, запыхавшись. Его грудная клетка часто вздымается. Смуглое лицо еще больше потемнело от прилившей к нему крови. Виски блестят — он взмок. Сейчас Борька один в один, как после секса.

— Д-да.

Мы кланяемся, как пара профессиональных спортсменов. Это, конечно, банальное дурачество. Но гости опять взрываются аплодисментами.

— Шампанского?

— Давай. Я только припудрю носик.

— С твоим носиком и так все хорошо. Ты — невероятная красавица.

Ну, Борис! Может ведь, если хочет. Интересно, он так для своей Киры старался? Или достаточно было вынуть карту из кошелька? От таких мыслей настроение закономерно портится. Не позволяя этому произойти, я отмахиваюсь от них и иду к туалету.

— Красивый танец.

— Ох, — спотыкаюсь, чуть не налетев на непонятно откуда взявшегося Сергея. — Да. Спасибо. Это все Борис. Он в детстве брал уроки.

— И знали бы вы, чего мне стоило заставить его на них ходить.

К нашему разговору неожиданно присоединяется моя бывшая свекровь.

— Могу представить, — кивает Жаров старший.

— Вы тоже ходили в танцевальную студию?

— Бог миловал. Я по более подходящим для мужчины кружкам прошелся.

— Это по каким же? — сощуривается Алла Сильвестровна. О-йо. Она-то, конечно, женщина пожилая, но я еще не встречала настолько прогрессивного человека.

— Одно время на легкую атлетику. Потом в бокс подался. И сына туда отдал. Мужик должен уметь за себя постоять.

— И как успехи?

— Никак. Я терпеть не мог бокс.

Еще и Олег! Они что, все сговорились выйти? Вот и как, прикажете, мне от них всех отделаться? Меня ведь и впрямь поджимает. Еще чуть-чуть, и я начну стискивать колени, как двухлетка. Где этот чертов туалет?

— Это потому, что тебе на первой тренировке разбили нос. Ты упал в обморок от вида крови. — В голосе отца Олега звучит плохо скрытое пренебрежение. На скулах его сына выступают желваки.

— Мне было четыре года, отец.

— А что это меняет? Ты либо мужик, либо — нет. Так, Марин?

Ну, все. Я не могу.

— Извините, мне нужно отойти на секунду.

Проношусь по коридору, к счастью, замечаю нужную мне табличку. Дергаю дверь. Облегчившись, можно и подумать. Это что такое было? Он всегда с ним так? Тогда не удивительно, что Олег предпочитает настолько доминирующую позицию в сексе. Когда тебя самого морально e*ут по любому поводу, хочется сатисфакции.

«Я хочу тебя трахнуть с первого дня, как увидел», — вот, что он сказал два года назад, толкая меня к стенке. Я тогда не поняла, откуда в настолько воспитанном мальчике такая дерзость. И характерный лексикон, за которые одновременно хочется вымыть с мылом рот и растечься у его ног лужей.

«Ты о наружной рекламе Михе с Максом втираешь, а я представляю, как раскладываю тебя на столе для совещаний»…

Из включенного крана тонкой струйкой течет вода, журчит. Вместе с этим журчанием я слышу его голос снова и снова. Обрывки наших с ним разговоров:

— Просто… Все катится черт знает куда. Я ничего… Ничего абсолютно не контролирую. Ни в одной гребаной сфере жизни.

— Олег…

— Я справлюсь… Это просто слабость. Она пройдет.

Чувствую, как тогда, его жаркий рот, уткнувшийся в мою шею. Веду мокрой рукой по тому месту, где меня касались его губы. Куда падали слезы. Бедный мальчик. Он говорит, что справится. Что это слабость, и она пройдет, но так ли это? Я ведь не слепая. Когда тебя атакуют с одной стороны — всегда есть надежда, не спорю. А когда тебя окружили? Когда буквально в блокаду взяли? Блокаду этих глупых — «Ты мужик, или как? Мужики не плачут. Соберись, тряпка. Действуй. Борись! Не ной».

Черте что!

— О, мам, и ты тут?

— Я уже выхожу. Как тебе вечер?

— Да нормально.

— Ты не устала?

— Я в полном порядке. Правда. Запостила наше с тобой фото в директ. Он взорван комплиментами. Еще немного, и я начну ревновать.

— К чему, Котька? Вот глупая.

— К тому, что ты у меня такая красивая.

— Ты тоже красивая. Очень. Ну, я пойду, ага?

Успею вернуться вовремя, к моменту, когда выносят торт. Я не люблю всяких уродств из мастики. Мой торт украшен свежими ягодами. Он такой большой, что у меня никак не получается его порезать. Победный берется помочь. Мы с ним как молодожены. И, конечно, это не проходит мимо наших гостей. Свиблова залихватски свистит. Вот уж предательница! Остальные улюлюкают и орут «горько».

Позволяю себе легкое хулиганство. Складываю пальцы в ту самую конфигурацию. Мол, ага, еще чего. Но эти гады лишь еще громче смеются. Довольным выглядит и Борис. Хотя, казалось бы, все видят, что его ухаживания пока мимо.

Так. Стоп. Что значит пока?

Я, наверное, перепила. Не иначе.

Вечер продолжается своим чередом. Постепенно гости начинают расходиться. В числе первых уезжают Котька и Олег, последним выпроваживаю Бориса. Он опять пытался напроситься с ночевкой, но я была непреклонной. Звонить в такси не хочется. Хочется пройтись, насладиться ночной прохладой. К тому же здесь недалеко. Так мне кажется поначалу, но очень скоро выясняется, что когда ты в босоножках на двенадцатисантиметровом каблуке, даже пара кварталов — много. Я сдаюсь ближе к дому, расстегиваю ремешки и дальше иду босая. В квартиру пробираюсь на цыпочках, боясь разбудить уже наверняка уснувших домашних. Первым проверяю Мира. Тот в самом деле сопит, согнув ноги в коленях. Целую его в щеку в глупой попытке им надышаться перед отправкой в Англию, которая неизбежна, Борис прав, и, убедившись, что все хорошо, иду к себе.