Игра. Я поймаю тебя - Лора Вайс

— Мы приехали? — выпрямляюсь, растираю шею.

— Угу, полтора часа назад.

— Извини, — хоть бы только не последовало наказания.

— Ты готова идти?

— Да, готова, — а перед тем как выбраться из машины, заглядываю ему в глаза, — спасибо.

Вдруг он в секунду меняется в лице, ощетинивается, после чего хватает меня за талию и усаживает к себе на колени. Но дальше ничего не происходит. Мы просто сидим, смотрим друг на друга. Хотя нет, кое-что все-таки происходит — Ян осторожно гладит меня по спине, пояснице.

— Куда ты меня привез? — прошу, перестань на меня так смотреть, отвернись, закрой глаза, или просто выдай свою фирменную ухмылку, стань собой.

— К бабочкам, Ева, — и касается лица. — Не умеешь ты получать сюрпризы. Ладно, идем… Надеюсь, они не передохли, пока ты тут спала.

Ничего подобного! Я умею получать сюрпризы. Но не от такого волкодава как ты. И вообще, к каким еще бабочкам?

Скоро оказываемся напротив огромного особняка, что стоит за высоченным забором из белого кирпича. Ян подходит к калитке, звонит в домофон:

— Это я, Лёх, — произносит с ленцой в голосе. — Прости, задержались.

Тотчас слышится писк, и дверь открывается. А мне все равно не по себе. Чей-то частный особняк за семью печатями посреди закрытого коттеджного поселка. Какие-то бабочки. В голове меж тем крутится черти что, а ладони потеют, да и сердце неприятно ухает в груди.

Но внутренний двор выглядит вполне приветливо. Все еще зеленая лужайка перед домом исчерчена ровными дорожками, вдоль которых стоят необычные скульптуры — полуобнаженные девушки с бабочками на руках и головах. А через несколько минут появляется, так понимаю, хозяин. Мужчина с виду чуть постарше Яна подходит к нам, одаривает сдержанной улыбкой:

— Привет, — жмет руку Игнашевскому, — уж кого-кого, а тебя не ожидал увидеть. Добрый день, — кивает мне, — Алексей.

— Ева, — пытаюсь казаться не слишком перепуганной.

— Что ж, — с неким любопытством и одновременно удивлением смотрит то на меня, то на Яна, — идемте.

И ведет нас за дом, где глазам открывается нечто невероятное. Множество стеклянных теплиц. Некоторые кубической формы, некоторые сферической, а главное, некоторые из них соединены между собой такими же стеклянными переходами. Тут-то до меня доходит, о каких именно бабочках шла речь. О самых натуральных! Однажды я была в подобном месте — на ВДНХ в Баттерфляриуме.

Мы подходим к двери в одну из оранжерей.

— Прошу, — открывает ту Алексей, — наслаждайтесь. При входе найдете фрукты, можете покормить моих подопечных. Не пугайтесь, — обращается ко мне, — если сядут на вас, это нормально. Кричать, размахивать руками не нужно. Они посидят и потом сами улетят. Понадобится помощь, зовите.

На что Ян кивает, после чего снова берет меня за руку и заводит в оранжерею. В небольшом предбаннике я вижу столик, на котором лежит тарелка с нарезанными фруктами. Тут каких только нет, что самое интересное, почти все экзотические. Тогда беру одноразовую тарелочку, накладываю в нее разных кусочков.

— Смотрю, в курсе, — складывает руки на груди.

— Да, я однажды была в Доме бабочек. На ВДНХ.

На что он как-то недовольно кривится. Интересно почему? Хотел удивить? Или я должна была изобразить удивление? Обалдеть от восторга? Но извини, Ян, не обалдела. Хотя, чего греха таить, на бабочек посмотреть хочется. И раз уж здесь частная оранжерея, то, скорее всего, коллекция насекомых будет побогаче. Вообще, сестра часто водила меня в театры, музеи, галереи, нам удалось много где побывать на многое посмотреть. Везде мы были вместе… И сердце сейчас же сжалось, заныло. Но все, хватит кукситься, надо постараться отвлечься, отдохнуть.

Однако Ян однозначно приуныл, вернее, разозлился. Уныние — это не его состояние, вот злость, раздражение — да.

Для начала мы прошли в просторную теплицу с купольной крышей. Здесь было влажно, тепло и очень зелено. Этакие мини-джунгли с порхающими с ветки на ветку, с листка на листок бабочками самых разных размеров и окраса. И одна темно-синяя красотка размером с ладонь тотчас приземлилась мне на голову, следом за ней вторая желто-черная на плечо, а третья в крапинку — в тарелку с фруктами. На Яна тоже опустились несколько. Правда, он и бровью не повел.

— Нравится? — спросил спустя пару минут, когда меня уже практически облепили эти крылатые создания.

— Миленько, — все-таки осторожно смахнула одну нахалку со своего носа. — А тебе идет, — смотрю на то, как две оранжевые бабочки комфортно разместились на лбу Игнашевского.

— Ты тоже ничего.

— Зачем все это? — слегка взмахиваю волосами, и все бабочки разом взмывают вверх.

Зачем? Да затем… чтобы ты увидела и наконец-то поняла, что я не зверь, который взял тебя трахать без устали двадцать четыре часа в сутки без перерыва на обед. Я хочу тебя, дура. Хочу, как еще никого не хотел.

Смотрю, как бабочки разлетаются, как Ева поправляет волосы, чешет нос и уклоняется от очередной здоровенной Павлиноглазки, норовящей усесться ей на макушку. И, по правде говоря, схожу с ума. Краснова сама как бабочка — нежная, хрупкая и безумно красивая. С ней хочешь, не хочешь, а приходится быть аккуратным. Иногда просто наизнанку выворачивает от желания скрутить девчонку, связать и взять. И врываться в нее, выбивая из этого сексуального ротика стоны, но в то же время понимаешь, нельзя. Сломается, вся пыльца с крылышек облетит и всё, больше не оторвется от земли. Надо было мне мозгами думать, а не членом. Зря я с ней связался. Ева не для меня. Я привык совсем к другому. Мне нужны женщины на все согласные, раскованные, стервозные, которые говорят «нет» только чтобы раззадорить. А Ева… Что с ней будет, если я пройдусь по списку? Если трахну ее где-нибудь у дерева в парке при охреневших прохожих? Или заставлю мастурбировать на виду у прислуги? Или разом отымею во все отверстия, а потом кончу на лицо? От нее ведь ничего не останется. Краснова от члена между сиськами-то чуть в обморок не хлопнулась.

— Идем дальше? — таки позволяет рыже-коричневой гигантихе сесть себе на голову.

— Да, идем.

Не знаю, что мне делать. Я не романтик, не умею ухаживать и не люблю это дело, тогда как Ева в силу возраста, характера нуждается в отношениях совсем иного рода. Со мной она научится разве что правильно раздвигать ноги и глубоко брать в рот. А поганее всего то, что меня это волнует.

Но смогу ли я отпустить её? Сейчас же перед глазами возникает картина, как моя куколка собирает чемодан и захлопывает за собой дверь. К сожалению, теперь это мой самый большой страх. Нет, я не смогу ее отпустить. Уж точно не завтра и не послезавтра.

И что же тогда остается в сухом остатке? Все три месяца держать себя в узде? В чем тогда смысл? Это уже будет не игра, а какое-то добровольное самоистязание. Правда, есть еще слабенькая надежда на то, что Ева включится в игру, примет правила, примет меня. И да, я об этом мечтаю, жажду этого. Как раз завтра после врача возьму Краснову. Поставлю на четвереньки и наполню собой до упора. Мне нужно знать, как она это выдержит, как будет себя вести. А еще мне необходимо кончить в нее, увидеть, как сперма потечет по стройным ногам.