Все к лучшему - Джонатан Троппер

Есть и другой вариант. Можно через голову Крейга послать документы его боссам. В конце концов это «Найк» облажался, и у нас есть доказательства. Тогда «Найк» оплатит первую партию и закажет новую, нужного цвета, а я великодушно предложу сократить комиссионные «Спэндлера» от обоих заказов: достаточно, если сумма покроет наши расходы. Такой вот акт доброй воли. Чертова уйма работы, за которую мы не получим ни гроша, но зато поможем «Найк» решить проблему, докажем, что мы партнеры, а не просто посредники, и они в награду обратятся к нам снова. Разумеется, мой план сработает, если Крейга уволят, потому что в противном случае он постарается мне отомстить, и не видать нам больше контрактов с «Найк» как своих ушей.

Я разрываюсь между деньгами и клиентом, между Крейгом и его начальством в «Найк». Как бы я ни поступил, мне все равно придется расплачиваться за чужие ошибки. У посредника на рубашке мишень вместо логотипа, как у «Найк». И самое противное, что придется обо всем рассказать Биллу, а уж он найдет способ выставить меня виноватым, точь-в-точь как Крейг. Правда никого не волнует: мне все равно не удастся выйти сухим из воды. Так бывает всегда, как в той песне: слева клоуны, справа шуты, а я посередине…

Но самое интересное, что сегодня мне на все это наплевать. Что-то у меня внутри пошло наперекосяк, и появилось это пятнышко, микроскопическая группа восставших клеток, которые принялись хулиганить, собираться в неположенных местах, пить, курить, делать татуировки, расти, мутировать и портить организм. Мой организм. Да, я понимаю, что, возможно, ничего серьезного не произошло. А если наоборот? Сандерсон сказал, что, скорее всего, это излечимо, но то, что случилось однажды, непременно повторится — с точки зрения статистики, вероятность слишком велика, — и я всю оставшуюся жизнь буду ждать, когда же упадет второй ботинок.

Я тупо таращусь в экран, пока у меня не начинает двоиться в глазах, и сдаюсь. Сегодня от меня толку будет мало. Я хватаю телефон, набираю номер Хоуп, чтобы рассказать ей все и попросить пойти со мной к врачу, но после первого же гудка вешаю трубку. Я не вынесу груз ее тревоги. Мне бы со своей справиться.

Упорное нежелание поговорить с Хоуп озадачивает меня. Неужели я настолько боюсь ее расстроить? Чертово пятнышко так меня перепугало, что было бы неплохо с кем-то поделиться горем. Так почему же тогда я не могу себя заставить позвонить ей? Внезапно меня осеняет: дело-то вовсе не в альтруизме. Тамара знает. Хоуп — нет. И это каким-то странным образом сближает меня — пусть немножко — с Тамарой, а не с Хоуп. Стоит мне рассказать обо всем Хоуп, иллюзии конец. Ее неподдельное беспокойство — разумеется, она, как заботливая невеста, отправится со мной к доктору и примется забрасывать его вопросами — сведет на нет зародившуюся близость с Тамарой и вернет меня к реальной жизни, которую я последнее время ухитряюсь игнорировать — во всем, что касается Тамары.

Так позвони Тамаре, говорю я себе. Позвони кому-нибудь, пока не свихнулся окончательно. Но я не могу позвонить Тамаре, поскольку связан с Хоуп, и если я, не желая беспокоить невесту (хотя мог бы это сделать с полным правом), позвоню Тамаре, такой звонок, как явный суррогат, лишь подчеркнет, что положение мое в этих отношениях до смешного шатко, поскольку я убежден, что занимаю не свое место. Разумеется, от меня не укрылось, что собственные робкие желания, пусть тайные и смутные, бросили меня на произвол судьбы, и если честно, я к этому не готов.

Билл забросал меня требованиями прислать ему ОСП по «Найк». Судя по тону и количеству писем, отправленных еще до того, как я пришел на работу, он уже в курсе, что дела обстоят хуже некуда. Этот козел Ходжес обратился к нему через мою голову. Как многие руководители средней руки, Билл верит, что контроль и продуктивность проще всего обеспечить с помощью непрерывного потока внутренних отчетов, которые он обозначает аббревиатурами, чтобы все эти бумажки казались эффективными орудиями бизнеса, а не тем, что они есть на самом деле, — то бишь навязчивым стремлением прикрыть собственную начальственную задницу. ОСП — это отчет о состоянии проекта, документ на одну страницу, в котором перечислено все, что в настоящий момент менеджер делает для клиента. Мы должны раз в неделю посылать Биллу ОСП по каждому клиенту, но обычно никто этого не делает. Билл и сам о них не вспоминает, пока не случится очередное ЧП: тогда он требует вместо быстрого устного рассказа прислать ему отчет, как будто эти канцелярские церемонии могут удержать надвигающийся хаос. Чем больше бумажек Биллу удается втиснуть между собой и клиентами, тем увереннее он себя чувствует. Он до смерти боится клиентов.

Я собираюсь отправить ему ответ, как вдруг Билл сам звонит мне по внутренней связи.

— Зак!

— Привет, Билл.

— Мы в переговорной, заканчиваем совещание. Я понимаю, что ты сегодня опоздал, но было бы неплохо, если бы ты присоединился к нам и рассказал о проблеме с «Найк». Быть может, вместе мы что-то придумаем.

У меня нет настроения общаться с Биллом. Если честно, у меня его не бывает никогда, но прямо сейчас разговор с Биллом может стать последней каплей, которая переполнит чашу моего терпения.

— Я как раз сейчас этим занимаюсь, — отвечаю я.

— Я считаю, нам стоит объединить усилия, — не сдается Билл. Он включил громкую связь, и я представляю, как другие менеджеры с деланым спокойствием глазеют на телефон, про себя благодаря Бога, что сегодня этот дерьмовый колокол звонит не по ним. — Мы не просто так собираемся по вторникам, Зак, и нравится тебе это или нет, но я все же надеюсь, что ты удостоишь нас своим вниманием.

— Сейчас приду, — вздыхаю я.

В отделе витрин и упаковки, которым руководит Билл, всего шестнадцать менеджеров; двенадцать из них собрались вокруг стола переговоров и перебирают бумаги, что-то чиркают в фирменных спэндлеровских блокнотах или проверяют почту на мобильном. Я тринадцатый. Лен Шактман и Майк Уортон в отпуске, а Клэй бог знает где — может, прогуливается в Центральном парке, читает роман, который давно собирался прочесть, просматривает вакансии в газете или сидит за столом на кухне, уставившись в стену, и даже горячий кофе, который он только что сварил себе, не может растопить ледяной ужас, охватывающий при мысли о том, что же будет дальше. Во главе стола за грудой стаканчиков из «Старбакса», банок из-под диетической колы и бутылок с водой можно разглядеть Билла, который что-то помечает в блокноте; очки в тонкой золотой оправе сползли на самый кончик его римского носа. Когда я вхожу в комнату, все менеджеры дружно поднимают глаза на меня и отворачиваются — кто сразу, кто чуть погодя, — и от них, точно удушливым одеколоном, веет злорадством.

— Прошу прощения за опоздание, — извиняюсь я, надеясь, что этим все и кончится, но не тут-то было. Билл никому не спустит с рук такого вопиющего пренебрежения Производственным Совещанием во Вторник.

— Зак, — произносит он, не отрывая глаз от блокнота. — Здесь собрались твои коллеги. Они заняты не меньше тебя и все-таки выкроили время из своего плотного рабочего графика, чтобы прийти на совещание. Потому что это важно, и я, как их начальник, этого требую. Я настаиваю на том, чтобы мы делились новостями, рассказывали друг другу о своих проблемах и успехах. Мы должны работать вместе, как единомышленники, а не сборище индивидуалистов. Опыт каждого члена команды делает нас богаче, и мы можем черпать знания из этого коллективного источника, когда общаемся с клиентами. Твои коллеги, несмотря на занятость, нашли время прийти, и ты, как член команды, тоже обязан уделить им внимание. Я считаю, — резюмирует Билл, наконец-то подняв глаза, и кажется, будто он читал свою маленькую речь по бумажке, — что ты должен перед нами извиниться.