Забирая жизни - Нора Робертс

Эти губы и опытные руки уносили далеко-далеко. Блуждали по ее телу, повторяя его изгибы, как будто отливали из стекла.

Ева знала, что любовь – в которую она когда-то не верила – бывает спокойной и сладостной. И при этом огромной, как мир.

Она обвила мужа, мягкая и податливая, и из самого его сердца вырвался удовлетворенный вздох. Его кровь под пальцами Евы побежала быстрее. Они сплелись сердцем, плотью и душой так тесно, что стали единым целым.

– Я люблю тебя! – прошептал он по-английски и по-ирландски и приник губами к ее шее.

Сердце Евы заколотилось под его рукой.

Она сжала Рорка в объятьях, двигаясь резко и быстро.

– Ты моя любовь! Ты – любовь! – Охватила руками его лицо, отстранилась, чтобы посмотреть в глаза, поцеловала и мягко потянула к себе. – Ты мой!

Спокойно опускалась все ниже в бездонный колодец любви, не боясь, что перехватит дыхание. По коже, нервам и всему естеству пробегала дрожь. Эта дрожь сменялась искрами, и Ева всплывала, насквозь промокшая.

Она приняла его, горячего и твердого, в свою глубину и бездыханность, чтобы погружаться вместе.

Свернувшись рядом, вдыхала его запах.

Коснулась губами его шеи.

– Долг погашен, приятель.

– Отмечу в гроссбухе, что ты помогла мне еще день влачить мое бремя.

Сонно рассмеялась.

– Как там мозг и прочее?

– Все в порядке, спасибо. А у тебя?

– Хорошо. Все хорошо. Хорошо, что мы вместе.

Она почти дремала. Он поглаживал ей спину. Кровать прогнулась – кот решил, что плацдарм свободен, и вспрыгнул обратно.

Да, подумал Рорк, хорошо. Еще как!

А у Джейлы Кемпбелл дела шли из рук вон плохо. Злая как черт, ежась от холода, она устало плелась по Кармин-стрит. Если бы не кретин Маттио, не пришлось бы сбегать с вечеринки за сто тысяч миль от своей квартиры безо всякой надежды поймать такси.

Он обеими руками лапал за задницу ту белобрысую, прижимался! Теперь никаких отговорок «я же пошутил» или «детка, перебрал, ничего не помню»!

«Лопнуло мое терпение!»

И вообще зря пошла: утром на работу, район незнакомый, и компания совсем чужая.

Надо было послушаться соседку по квартире и остаться дома. Но ее зацепило, что Кери обозвала Маттио похотливым козлом. Зацепило, признавала она сейчас, потому что – правда.

И надо ж этому засранцу быть таким красивым и сексуальным!

Всему есть предел, напомнила она сама себе и отправила Кери сообщение с повинной.

Поморгала, прогоняя слезы, вызванные как потерей козла похотливого, так и собственной злостью.

– Мисс! Простите, мисс!

Голос. Сильный провинциальный акцент. Джейла не остановилась.

– Пожалуйста! Извините, мисс, я заблудилась! Скажите, в Брум – это куда? Направо? В Брум – направо?

Голос зазвучал ближе. Его обладательница дрожа закусила губу.

– Понимаете, заблудилась… Такой холод, и ни одного такси!

– Куда там вам надо? – вздохнула Джейла. – В Брум?

– Да, Брум, с одной «м». Я не местная…

– А что так перепугались?

Женщина улыбнулась, опустила глаза.

– Ой, что это?

Джейла инстинктивно проследила за ее взглядом, наклонилась…

И тут как будто молотком ударили! А может, именно молотком. Боль взорвалась, как снаряд, мир завертелся, оставляя красные блики. Она хотела крикнуть, а смогла только застонать.

Что-то, нет, кто-то ее пихнул, дернул. Она рухнула и захлебнулась воздухом.

– Готово, солнышко! – Провинциальный акцент доносился, как сквозь толщу воды. – Быстрее! Говорила же, что у меня выйдет лучше. Талант!

Рассмеялись. Джейла застонала и хотела перевернуться. Молоток обрушился второй раз, погружая ее во тьму…

Обычное пробуждение. Аромат кофе, Рорк в костюме властелина деловой вселенной сидит на диване за компьютером. Звук выключен, по экрану бегут столбцы цифр – финансовые отчеты, которые ей ни в жизнь не осилить. Кот вольготно развалился на спинке дивана, точно какой-то хвостатый самодержец.

Нет, правда, что может быть лучше?

Ева еще секунду лежала, упиваясь моментом, и все равно Рорк почувствовал, что она проснулась, и поднял глаза.

– Доброе утро!

– И впрямь доброе! – рассудила она и приподнялась, ибо ничто не манило так, как кофе.

Рорк уже принес кофейник. Ева подошла, налила огромную чашку и с невыразимым наслаждением сделала первый утренний глоток.

– Сколько стран и космических станций успел обзвонить?

– Только Италия и Олимпус. Спокойный день.

– По меркам твоей вселенной, – возразила она, поскольку было всего шесть часов, и, прихватив с собой кофе, решительно объявила: – Душ!

Сравниться с утренним кофе, настоящим кофе, могли только пульсирующие струи горячей воды. Мечта, а не утро! Порой она не обращала внимания, уже привыкла. А в иные дни с жестокой ясностью вспоминала стужу, голод и мучительный свет.

В ее комнате в Далласе мигал свет – отблеск красного фонаря на секс-клубе. От холода зуб на зуб не попадал – барахлило отопление. Пустой живот болезненно сводило. И так же болезненно она боялась, что отец вернется домой не в стельку пьяный и снова ее изобьет.

В восемь лет ее постоянными спутниками были голод, страх и боль.

Почему она вспоминает это сейчас, замечательным утром, в ванной, вдыхая легкий зеленый аромат геля для душа?

А! Ей снился сон! Нет, не старый кошмар, не то, как Ричард Трой ее изнасиловал, а она его убила. Впрочем, и в сегодняшнем сне без Троя не обошлось.

Первым побуждением было отмахнуться. Не сказать, что психологическая травма от многолетних издевательств совершенно зажила, но Ева знает, как держать воспоминания в узде. Однако отмахнуться – значит дать им, ему, власть и разрушить результаты ночной работы подсознания.

Ева позволила мыслям течь свободно, а сама из душа перешла в сушилку. Подставляя тело струям теплого воздуха, услышала музыку.

Виолончель. Усаживаясь с инструментом, в смокинге, Дориан Купер объявил реквием. Смычком и ловкими пальцами он извлекал из инструмента плачущие ноты.

Реквием по всем несчастным.

Она видела лица погибших, которые тихо сидели в оперном зале с позолотой и сверкающими люстрами из хрустальных слезинок. Каждый – в пятне льдисто-голубого света.