Бомба для графини - Марта Таро

Хорошо, что Бунич уезжает сейчас. Вера останется здесь самое меньшее на две недели, а то и на месяц. Как-то не верилось, что кузен Алекс быстро расстарается для собственной родни. Наоборот… Возьмётся изображать «неимоверные трудности» в этом деле. Доведет бедную Соню до отчаяния, глядишь, та посговорчивей станет.

Старая графиня принялась загибать пальцы – считала, когда истечет поставленный ею срок. Выходило – в конце февраля. Этак дороги раскиснут. Засядет экипаж где-нибудь под Москвой. И что тогда?..

«Нужно взять на недельку поменьше», – решила она и пересчитала всё заново. Получилось уже лучше. Но затягивать с отъездом было рискованно. Пятнадцатое февраля казалось Марии Григорьевне сроком совершенно критическим.

15 февраля 1826 г.

Генерал Бенкендорф уже забыл о том, как он устал, и о том, что не успел пообедать. Будто гончая собака по следу, взлетел он на крыльцо дома Кочубеев. Дверь была приоткрыта – видать, из-за суматохи. Очень даже кстати…

В дом отставного министра внутренних дел генерал попал впервые. Его намётанный глаз сразу же отметил главное: те любопытные мелочи, по которым можно судить о вкусе и достатке хозяев. Великолепной работы дверной молоток в виде львиной головы, итальянский мрамор на полу, ну и, конечно же, мебель – чудо наполеоновского ампира. Всё вокруг прямо-таки кричало о ничем не ограниченных возможностях. Дело вытанцовывалось непростым, но зато в случае выигрыша обещало стать для Александра Христофоровича переломным.

Неужели Чернышёв потерял голову? Это ведь нужно сойти с ума, чтобы покушаться на собственных родственников на глазах всего света. Хотя почему бы и нет? Чернышёв – по натуре авантюрист. Рискнул… Коли это так, то соперник сделал Бенкендорфу настоящий подарок: задел графа Кочубея, а значит, подарил Александру Христофоровичу нежданного влиятельного союзника. Но опять-таки странно. Зачем устраивать взрыв рядом с домом такого могущественного вельможи?

Новый агент Бенкендорфа в каждом донесении подчеркивал, как недоволен Чернышёв дружбой своих родственниц с семейством Кочубеев. Генерал-лейтенанта так раздражал этот факт, что он не стеснялся перемывать кости и самому Виктору Павловичу, и его супруге, и его тёще – Загряжской. Чернышёва бесило, что «кузина» не соглашалась считать его опекуном своих дочерей. Делала вид, что ничего не понимает. Сами барышни уже пару раз приезжали в музыкальный салон супруги Чернышёва, но их всегда сопровождала бабка, а мать как будто избегала этого дома. Александр Иванович после таких визитов бесновался – и, понятное дело, выражений не выбирал. Не знал же, что подслушивают.

Впрочем, это-то как раз было неудивительно: Чернышёв оказался в положении, когда близок локоть, да не укусишь. Но как же он не побоялся задеть столь могучую фигуру как Кочубей? Или его совсем припёрло? Неужели это из-за слухов?.. При дворе вовсю обсуждали последнюю встречу императора с верным соратником его покойного брата. Государь обласкал Кочубея и позвал вернуться к делам. Не углядел ли Чернышёв здесь нового соперника? А что?.. Вполне возможно… Перепугался и решил убить одним выстрелом двух зайцев: графиню с дочкой на тот свет, а Кочубея в подозреваемые… Лихо закручено! Надо бы держать ухо востро – не ровен час, интрижка и срикошетить может…

Сверху по лестнице спустился лакей и сразу же припустил к дверям. «Небось запирать собрался. Поздно спохватились, голубчики! Уже можно было полдома вынести». Увидев незнакомца, лакей опешил. Замер с открытым ртом.

– Граф дома? – строжайше осведомился Бенкендоф.

Скосив взгляд на шинель с бобровым воротником и на шитьё генеральского мундира за её отворотами, слуга понял, с кем имеет дело. Подтянулся. Ответил четко:

– Никак нет, ваше высокопревосходительство! Барин вместе с супругой в Павловск отбыли.

– Я ищу Софью Алексеевну Чернышёву и её дочь.

– Так они у старой хозяйки. Графиня в гостиной сидит, а дочку её сиятельства в соседней спальне уложили.

Поистине везение не оставляло нынче Александра Христофоровича: старуха Загряжская слыла дамой не только умной, но и справедливой, а раз так, то должна была понять все выгоды своих подопечных. Велев слуге доложить о его приезде, Александр Христофорович остался в вестибюле.

Ждать пришлось недолго – лакей быстренько прибежал обратно и попросил его высокопревосходительство проследовать наверх. В большой гостиной второго этажа Бенкендорфа ожидали три дамы. Прячась за спиной лакея, генерал оценил обстановку. Загряжская – маленькая, невесомая, с тонкими паучьими лапками и узким беличьим личиком – утопала в подушках массивного кресла. Незнакомая Бенкендорфу миловидная пожилая дама с острым взглядом ярких голубых глаз сидела рядом с ней на узком тонконогом диванчике, а заплаканная блондинка средних лет нервно металась по комнате. Она первой увидела генерала и бросилась ему навстречу:

– Наконец-то вы приехали! Объясните мне, ради бога, что всё это значит?!

Мгновенно определив, что это и есть пострадавшая графиня-мать и она полностью выбита из колеи, Бенкендорф обрадовался. Только эта женщина могла заявить на Чернышёва. Без её слова вся сегодняшняя интрига была бы бесполезна. Но сначала графиню придётся запугать, заставить выбирать между смертью детей и понятиями о чести. Ведь доказательств вины Чернышёва нет и не будет, есть лишь одни подозрения. Софья Алексеевна боится за сына, значит, если её припугнуть новой крамолой, она должна будет скиснуть и подписаться под любыми заявлениями.

Бенкендорф взял было охотничью стойку и открыл рот, чтобы ответить Софье Алексеевне, но скрипучий голос хозяйки дома спутал ему карты:

– Милости прошу, Александр Христофорович. Не обессудьте, не до любезностей нам нынче, мы тут все безмерно расстроены случившимся злодейством.

Бенкендорф виновато поглядел на сразу же покрасневшую графиню Чернышёву и, обойдя её, подошёл к креслу Загряжской. Старушка ловко сунула ему крохотную сухую ручку, потом представила гостя своей подруге, графине Румянцевой, и её племяннице, сообщила, что Софья Алексеевна при взрыве не пострадала, а вот её дочь, графиня Вера, контужена. И только после этого задала Бенкендорфу главный вопрос:

– Так что же случилось с каретой?

– Её взорвали, – недвусмысленно ответил генерал и обвел взглядом лица всех трёх дам. Графиня Чернышёва не просто побледнела, она стала откровенно серой, у её тётки задрожали губы, но вот Загряжская и бровью не повела. Да, ничего не скажешь, старуха – крепкий орешек. Азарт подстегнул генерала, и тот пошёл ва-банк:

– Сударыни, я прибыл сюда исключительно из уважения к этому дому. Ну и для того, чтобы не ранить душу ни Софье Алексеевне, ни юной графине Вере доставкой на съезжую. Но в расследовании это ничего не меняет. Взрыв экипажа в центре столицы – событие поистине неслыханное. Это можно счесть за подрыв устоев, вызов существующему порядку.

– И к чему это вы клоните? – встряла Загряжская, и поскольку в её голосе сразу же прибавилось железного скрипа, генерал понял, что попал в цель. Старуха взбесилась, да и обе её гостьи казались оскорблёнными.