Бомба для графини - Марта Таро

Печерский собрал вещи, но так и не смог заставить себя сразу уехать в новое жилище. Чем сидеть там одному, да к тому же впроголодь, лучше уж в последний раз погулять по Невскому. Вано так и сделал. Он разглядывал витрины модных лавок, и черная зависть в очередной раз мутила душу. Почему кому-то – всё, а ему – ничего?

За золотыми узорами на витринном стекле мелькнули искусно сделанные муляжи пирожных, и сразу же напомнил о себе голод. Вано стоял у порога кондитерской. Может, согреться горячим чаем? Да и булка пришлась бы кстати. Печерский толкнул дверь и вошёл в маленький зал с длинной витриной и парой круглых столиков. Рядом с продавцом стояли три барышни. Они, как видно, пришли вместе и теперь делали общие покупки.

Девицы не обратили на Вано никакого внимания, зато он их отлично разглядел и сразу понял, что они – сестры. Все три оказались красивыми брюнетками, а их одинаковые модные шубки намекали, что барышни – из богатеньких. Приказчик набирал для них конфеты и раскладывал по нарядным бонбоньеркам, не забывая предлагать новые сладости:

– Ваши сиятельства, то дамские были, а не желаете ли ещё и мужских взять? Вот, извольте глянуть, ромовые бутылочки.

– И впрямь, Велл, может, для Виктора Павловича купим? – спросила одна из сестёр, обращаясь к старшей.

– Нет, его сегодня дома не будет, – прозвучало в ответ. – Наталья Кирилловна предупредила, что он должен встречаться с Каподистрией, а потом отправится в Английский клуб. Не будем зря деньги тратить.

Сестры вновь стали выбирать конфеты, но Вано их уже не слушал. Прозвучавшая фамилия не оставила его равнодушным. Каподистрия!.. Значит, его должник вернулся в Россию… Вот и мелькнул долгожданный шанс! Воротившись в трактир, Печерский написал письмо и отправил посыльного по адресу, который до сих пор помнил наизусть. Через час он получил ответ, что его ждут к ужину.

Похоже, три красивые барышни наворожили Вано новую судьбу. Каподистрия встретился с ним и, хотя не слишком обрадовался, обещал помочь. Через день Вано принял генерал Бенкендорф и сразу же предложил место своего помощника.

«Когда же немец решил подсунуть меня Чернышёву? Сразу или уже в крепости? Наверное, сразу… а может, и во время допросов», – размышлял Вано, не открывая глаз.

Об этом думать было уже приятней. Пронизанный мечами воздух исчез. Можно и глаза открыть… Вано потянулся, сладко зевнул. По сторонам он по-прежнему не смотрел. Зачем глазеть на ободранные стены, если ты каждый день любуешься шёлковой обивкой, французскими гобеленами и карельской березой? Почему-то вспомнился кабинет Бенкендорфа. Тот самый полупустой кабинет в генеральской квартире, с которого всё и началось. В тот день Вано явился ровно к назначенному времени. Молчаливый слуга провёл его до нужных дверей.

– Ваше высокопревосходительство, прибыл граф Печерский, – доложил лакей и посторонился, пропуская гостя.

Вано шагнул в кабинет. У окна, словно утёс посреди моря, возвышался большой письменный стол, за ним восседал худощавый генерал с рыжеватыми, уже поредевшими на макушке волосами. Его бритое лицо с крупными прозрачными глазами и длинным подбородком казалось замкнутым и строгим.

«Старается, изображает, какой он важный», – догадался Вано и поспешил изогнуться в нижайшем поклоне. Похоже, его подобострастный вид одобрили. Генерал милостиво кивнул и изрёк:

– Присаживайтесь, сударь. Граф Каподистрия просил у меня места для вас. Я рад помочь Иоанну Антоновичу. Только что я могу вам предложить? Что вы сможете делать?

– Я буду со всевозможным усердием выполнять все поручения вашего высокопревосходительства!

– Все? – выгнув бровь, переспросил Бенкендорф.

– Все! – твердо повторил Вано.

Генерал не стесняясь рассматривал его, приходилось опускать глаза и изображать дрожь пальцев, как будто от безмерного волнения. Пока вроде всё получалось как надо, по крайней мере, Бенкендорф гостя не гнал, а, наоборот, даже снизошёл до разговора:

– Ну что ж, сударь, теперь времена другие. Про метлу, что по-новому метет, небось слышали, – здесь генерал соизволил хихикнуть (пошутил, мол). – Нынешняя цель – впредь не допускать крамолы нигде, а прежде всего – в войсках. Ставка будет делаться на тайных агентов. Везде теперь появятся эти верные государю люди, чтобы крамолу и злоупотребления выявлять в зародыше. Исключений нет! Надзор охватит все персоны, даже высоких званий. Сможете ли вы стать таким агентом? Разоблачать влиятельных людей непросто. Тут храбрость нужна.

– Я смогу, ваше высокопревосходительство! Извольте послать меня в любое место, я день и ночь стану трудиться, выполняя ваши указания, – поклялся Вано и прижал дрожащую ладонь к сердцу.

Усмехнувшись каким-то своим мыслям, генерал согласился:

– Ну-с, можно и попробовать. Сейчас и начнём – поедем на допросы в комиссию. Понимаете, что за комиссия? Ну и прекрасно… Работать станете только со мной. Даю вам неделю, чтобы показать, на что вы годны.

– Я оправдаю доверие. Стану служить верой и правдой, землю есть буду!

– Поживём – увидим, – философски заметил Бенкендорф и снова чему-то улыбнулся.

Обязанности у Вано оказались необычными. Каждый день с утра Бенкендорф выдавал ему список арестантов, подлежащих допросам, и «вопросные пункты», которые будут озвучены. Потом члены комиссии вели допросы, а Вано молча сидел рядом с писарем и внимательно следил за арестованными, выискивая у них слабые места и скрытые мотивы, подмечая странные проявления в их поведении. Все наблюдения потом ложились в строчки «особых» протоколов, которые Вано лично относил по вечерам Бенкендорфу.

Печерский так старался, что нацарапанные им строчки даже стали сниться ему по ночам. Допрос следовал за допросом, и надо признать, что занятие это оказалось упоительным. Как же нравилось Вано его тайное могущество – ведь арестанты не знали, чьи подсказки обнажали перед следствием всю их подноготную, не понимали, кто загоняет их на каторгу. Удовольствие от осознания своей власти оказалось даже сильнее, чем от водки или шлюх!

Вечером, на третий день пребывания в крепости, Вано жался у дверей кабинета Бенкендорфа, привычно изображая ничтожного раба, – ожидал, что скажет начальство. Генерал через строчку пробежал взглядом его «особые» протоколы, кинул их на стол и осведомился:

– Расскажите подробнее, откуда вас такие соображения по заключенным. У кого и какие слабые места? Где ниточки, за которые следует дернуть?

Вано с готовностью изложил свои наблюдения.

– Понятно, – генерал кивнул ему и вышел из кабинета.

Печерский двинулся было за ним, но замер, услышав, что Бенкендорф в коридоре с кем-то заговорил:

– Александр Иванович, позвольте изложить вам последние соображения по «северянам».

С изумлением слушал Печерский, как генерал пересказывает невидимому собеседнику то, что минуту назад узнал от него самого, и, что уж совсем чудно, Бенкендорф добавлял какие-то обобщения, делал выводы. С чего он это взял, Вано даже не понимал. Наконец генерал замолчал, и Печерский уже собрался выйти из кабинета, когда низкий баритон произнес: