Надломленные души - Тьерри Коэн

Закончив, Димитрий дал время новичкам осмыслить услышанное.

— До чего же пафосно! — заключила Лана.

— Так может показаться лишь на первый взгляд, — ответил Димитрий, которого искренность замечания позабавила. — Но эти принципы полны смысла. Возможно, некоторые из них созвучны и вашим взглядам. Остальные докажут свою правоту позже.

Лана зациклилась на восьмом принципе. Простить? Разве можно простить тех, кто сделал тебе больно и подверг унижению? Сама-то она вряд ли на это способна.

— Каждый из этих тезисов достоин того, чтобы его анализировали, комментировали, разъясняли. Для нас, старожилов, они несут в себе очень глубокий смысл. Можно сказать… они встроены в нашу ДНК, — пояснил Димитрий.

— Да неужели? — поразилась Лана.

— Тебя что-то настораживает? — спросила Романа.

— Да все. Уж слишком они… правильны. Мне хотелось бы им верить, но не получается. Во всяком случае, на данный момент эти принципы мне кажутся чересчур…

— Идеалистическими?

— Да.

— Концепция Института Воли и заключается в стремлении к идеалу. Гуманистический взгляд на общество и вера, что усилиями людей можно его преобразовать. А главное, создать такие условия, при которых это возможно. Институт к этому и стремится.

Лана обратилась к Романе:

— А я-то думала, что вы нас познакомите с некими правилами внутреннего распорядка.

— Да никакого такого регламента в письменном виде не существует. Все правила жизни существуют лишь в устной форме, и они проистекают из этих основополагающих принципов, или проще — умения вести себя в сообществе.

— Ну, может, ты познакомишь нас с некоторыми из этих устных правил, чтобы мы не попали впросак?

— Хорошо. Никаких мобильников, планшетов, вайфая, спиртного и сигарет.

— Однако! — воскликнула девушка.

— Мы должны избегать любой формы зависимости, чтобы остаться самими собой. Зависимость — это рабство, потеря свободы, шоры, влияющие на способность мыслить, — со знанием дела проговорила ее соседка по комнате.

— Какая примерная ученица! — рассмеялся Димитрий.

— Не слишком ли примитивный подход? — с иронией произнесла Лана. — Можно подумать, что речь идет о пансионе девятнадцатого века.

— Не беспокойся, мы идем в ногу со временем, — парировала Романа. — Изучаем современные технологии на занятиях, изучаем в деталях, и, поверь, знаем об интернете и современных средствах связи больше, чем любой гик. По окончании учебы некоторые способны взломать любой компьютер.

— Ну, если точнее, у нас есть возможность пользоваться всем этим по выходным, — заметил Димитрий. — Но в течение рабочей недели ничто не должно нас отвлекать от учебы, коллективного творчества и живого общения.

— У меня никогда не было ни мобильника, ни компьютера, — объяснил Дилан. — Так что меня это не смущает. А вот выпивка и сигареты… Признаюсь, мне хотелось бы… попробовать… если честно.

— В выходные и это не возбраняется, — пошутил его наставник. — Но начнешь изучать виды зависимости, и желание пропадет само собой.

— А еще что запрещено?

— Да на самом деле все то, что запрещено в обычных школах. Разница в том, что здесь наказывают всегда только за дело и по справедливости, а к угрозам и длительным санкциям вообще не прибегают.

— Сами все со временем узнаете, — подытожила Романа, взглянув на часы, — а сейчас пора идти. До уроков осталось меньше пяти минут.

Лана и Дилан стояли возле классной комнаты, где оставили их наставники, и молчали. Украдкой наблюдая друг за другом, они не испытывали ни малейшего желания заговорить и обменяться впечатлениями о том, что чувствовали. Они ощущали себя выжившими после кораблекрушения: конечно же, они были бесконечно рады, что им удалось уцепиться за доску и доплыть до берега, но они еще не могли оправиться от потрясения и принять свое новое состояние. Они и не пытались представить, что вытерпел каждый из них, догадываясь, что это было чем-то ужасным, но думать о таком означало бы, что и себя им следовало рассматривать в роли жертвы. Нет, не затем они оказались в Академии — они будут строить новую прекрасную жизнь.

Вскоре к ним неуверенной походкой подошел невысокий мужчина, смущенно поздоровался, вошел в комнату и движением губ дал им знак следовать за ним. Он хотел поставить портфель на край стола, но уронил его. Встав на корточки, мужчина вознамерился его поднять, но вместо этого опрокинул, и содержимое портфеля рассыпалось по полу. Лана опустилась на колени, чтобы помочь, а Дилан, которому мешали бинты на руках, молча наблюдал за этой сценой.

— Простите… простите… — бормотал человечек.

Ему было лет сорок, он был лыс, хотя и пытался прикрыть этот изъян, зачесав оставшиеся волосы наверх. Очки были надеты сикось-накось, одежда выглядела крайне небрежно — мятая рубашка, выбивавшаяся из-под ремня с одной стороны, плохо сшитый пиджак, коротковатые брюки — все это мало соответствовало образу преподавателя.

— Я… Дантен, ваш учитель по поведенческому анализу… — пролепетал он.

Ученики не шелохнулись. Может, это все розыгрыш? Чему в плане поведения мог научить их этот недотепа?

— Догадываюсь, что вы сейчас думаете, — проговорил Дантен. — И как этот неловкий человек, такой неуверенный в себе, может преподавать правила поведения? Не так ли?

— Да нет, что вы… вовсе нет, — возразила Лана растерянно.

— А ты что скажешь, Билал?

— Дилан.